— Гленна, выйдите, — приказал Урфин, проведя по шее. Готова
спорить, что воротник этот, больше похожий на кружевной ошейник,
неудобен до жути.
Она подчинилась, пусть и неохотно. Моя камеристка, женщина
неразговорчивая, но в общем-то добрая, глядела на Урфина так… не
знаю даже, как сказать. Пожалуй, так смотрят на не слишком
порядочного гостя, выставить которого не имеют возможности, но
после ухода его непременно пересчитают серебряные ложечки.
— Они знают, что вы не отсюда, но не знают, откуда именно. Им
это не интересно. Им здесь вообще мало что интересно, но оно к
лучшему. Вам не стоит распространяться о Земле. Ваш мир слишком
отличается от нашего.
Ну да, я заметила.
Электричества нет. Телевидения нет. И радио тоже нет. Хорошо,
что хоть горячая вода есть. И туалет имеется, между прочим, из
цельного фарфора, расписанного под гжель.
— И я говорю не о внешних отличиях, а о внутренних. Вы потом
сами поймете. Вы ведь не дура, Иза.
Сахарок комплимента, чтобы я не буйствовала? Так я вроде и не
буйствую. Руки по-прежнему за спиной держу. Смиренна аки монахиня
под суровым взором престарелого епископа.
— Отпустите меня домой. — Я говорила так жалобно, как могла. — К
маме.
А вместо того чтобы посочувствовать, Урфин рассмеялся. Смех у
него неприятный, всхлипывающий. И вообще чего тут веселого? Может,
по мне и вправду мама тоскует.
— Извините, Иза. Но если бы ваша мама была жива, вряд ли бы вы
здесь сидели. И не обязательно мать, но хотя бы кто-то, кому вы не
безразличны. Видите ли, мир живой. Любой мир. Представьте, что
люди, животные, растения, что любая вещь — это часть мира. Сердце,
печень, легкие…
…двадцать метров кишечника, костный мозг и полкило хряща. Но
аналогия в целом понятна.
— …Вытащите из человека сердце, и он умрет. Отрежьте палец, и он
будет жить, но останется калекой.
Урфин прервался, чтобы отдышаться. Похоже, ему и вправду
досталась.
Мог бы и меня к себе пригласить. Или здесь так не принято?
Но жалеть его не стану! Вот не стану и все!
— Только вряд ли вы добровольно отдадите даже ноготь.
Здесь он прав. Не отдам. Ногти самой нужны… маникюр бы еще
сделать… и к парикмахеру заглянуть… подозреваю, что я похожа на
чучело.
— А ноготь не расстанется с вами добровольно. Вы держитесь за
мир. Мир держится за вас. Родители. Дети. Мужья и жены. Друзья.
Приятели. Тысячи и тысячи тончайших нитей, созданных вами же, вас
удерживают. И мне пришлось рубить эти нити. Но именно нити.