Родители вздыхают, скорее, с облегчением, Илья тоже. Я не вдаюсь в разговоры, а они не настаивают и семимесячный эпизод под названием “Андрей Шилов” начинает медленно становиться прошлым и стираться ластиком памяти.
Пока несколько дней назад Шилов не звонит мне. Заявляет, что соскучился и приглашает в субботу в ресторан. А я не прихожу. За что в понедельник вылетаю с работы. Методы некоторых не меняются. Впрочем, и это уже не имеет значения.
Утром я проснулась рано, за окном было темно, дождь привычно барабанил в окно.
В итоге поднялась, сварив кофе, уселась на подоконник, включая телефон. Вчера я эгоистично рассудила, что не готова вести разговоры ни с кем, включая родителей, и сегодня ловила сообщения о пропущенных вызовах. Первой позвонила Ирка.
— Аська, – заорала она в трубку, – приеду и убью, коза такая. Хорошо хоть Илюха сказал, что с тобой все в порядке.
С Иркой мы дружим с детства, наши родители жили на одной лестничной клетке, к тому же родили нас с разницей в пару месяцев. Подруга мне почти как сестра, потому и не церемонится в общении. Ирка замужем и уже заимела двух ребятишек, так что последнее время мы видимся несколько реже, но я все равно ее очень люблю.
— Я как новости увидела, чуть в обморок не грохнулась. Ты как?
— Нормально, – ответила ей, – наверное, еще не поняла.
— Да, дела... Хочешь, я приеду? Могу забрать тебя после работы...
— Я не работаю, – вздохнув, рассказала подруге о вчерашнем дне. Ирка, некоторое время помолчав, протянула:
— Да уж... Бывает же такое... Значит, у Шилова были враги... – на мой смешок быстро прибавила: – Я имею в виду такие враги, которые могли пойти на убийство. Ох, Аська, хорошо, что тебя не было с ним!
— Хорошо, – согласилась я.
Мы еще немного поговорили, а потом я, вздохнув, стала собираться к родителям. Посетить их было необходимо, потому что они, пока не увидят дочь своими глазами, не поверят, что я вообще жива.
Мама встретила меня с театральным криком. Она вообще по жизни натура импульсивная, к тому же с актерским образованием, которое осталось нереализованным на сцене. Зато в жизни она отрывалась, как могла.
Папа, глядя на то, как мама трагически застывает в позах и жестикулирует, всегда повторял:
— Наш театр не знает, кого он лишился.
Это обычно маму или смешило, или злило, но актерствовать она переставала.