Больше года предварительного заключения в Ковенской тюрьме. Избиения (несовершеннолетие не помеха). Затем долгое, в компании с уголовными, путешествие в глубь неведомой России. Феликс, легочный больной, задыхается в тесном, душном трюме парохода во время пути по Оке, Волге, Каме и Вятке к Нолинску. В ссылке он заработает трахому. Немало других испытаний ему выпадет.
На приговор Дзержинскому повлияла характеристика, присланная в Виленскую судебную палату жандармским полковником Шаншиловым:
«Как по своим взглядам, так и по своему поведению и характеру личность в будущем опасная».
Его осудили за «будущее»! Такой характер не мог не представлять угрозы для царского правительства. Он уже «несгибаемый» – по своему поведению. Однако двадцатилетний юноша ничем не успел навредить самодержавию. Опасность Дзержинского объяснялась тем, что правительство не имело никакой программы по снижению социальной напряженности в обществе. Рабочие на предприятиях трудились по 11–13 часов в сутки, не выполнялось даже тогдашнее трудовое законодательство.
Дзержинского приговорили к суровому, даже жестокому наказанию.
Этот юноша, вчерашний гимназист, отправляясь под конвоем в чуждую ему Россию, не мог не испытывать чувства одиночества, возможно, отчаяния. Он не успел обрести надежных соратников и учителей. Родные поддерживают его из сострадания, не разделяя его убеждений. А вдруг и новая, только что обретенная им вера окажется не истинной? На что тогда ему опереться в жизни?
Представить себя на месте Феликса Дзержинского трудно. Для этого надо иметь такую же, как у него, силу характера, что практически невозможно. Во всяком случае, он полон решимости пройти свой путь до конца. И биографы встают в тупик, пытаясь понять, когда он успел стать таким.
1 августа 1898 года на рассвете из ворот Ковенской тюрьмы выходит партия осужденных на ссылку и каторгу. Среди них Феликс Дзержинский. На прощание – маленькая радость. Он замечает у ворот верную Альдону.
«Мне пришлось ждать всю ночь у стен тюрьмы, – вспоминала Альдона Кояллович. – Вдруг раздался стук открываемых ворот, и вслед за этим послышался звон кандалов. Я очнулась, подошла к воротам, из которых в окружении жандармов медленно выходила партия заключенных. Среди них был и Феликс. Сердце мое сжалось, когда я увидела брата. Я заплакала. Я пыталась подойти к нему, но жандарм не разрешил, и я услышала несколько слов Феликса: „Успокойся, не плачь, видишь, я силен и напишу тебе“».