Мое вчерашнее состояние и в самом деле походило на наркотическое опьянение, а поскольку вены усеивали многочисленные точки старых уколов, любые попытки оправдаться прозвучали бы по меньшей мере жалко. И уж совершенно точно – неуместно.
– Еще лимонада? – предложила танцовщица.
– Не откажусь, – согласился я и прислушался к шороху под кроватью. – Скажи, удав…
– Нет! – рассмеялась Черная Лилия, протягивая бокал. – Не беспокойся. Я не держу его дома.
– Отлично, – усмехнулся я. – Не хотелось бы ощутить его удушающие объятия.
– Не удушающие, – поправила меня танцовщица. – Удавы не душат жертву, они обвивают ее, сдавливают и останавливают кровоток.
– Буду знать, – сказал я и откинулся на подушку. Слова об удушении вызвали некий подсознательный отклик, словно в памяти вдруг сложился очередной кусочек мозаики.
Вчера я кого-то душил. Это точно.
Бородатого швейцара? Нет, кого-то еще. Но кого?
Фотограф стоял ко мне спиной.
– Живее, черти! – выругался он. – За что я вам деньги плачу? Мне нужен снимок!
Я подступил к нему и зажал шею в сгибе локтя. Не знаю, почему, но захотелось поступить именно так.
– Тише! – шепнул я на ухо коротышке, заставляя его подняться на цыпочки, и повторил: – Тише, не дергайся.
Фотограф захрипел. Я слегка ослабил хватку, позволяя ему глотнуть воздуха, и свободной рукой зашарил по пиджаку. В нагрудном кармане наткнулся на замусоленную визитную карточку внештатного сотрудника местной газеты «Утренние новости» на имя Марека Фаре.
– Это ты? – поднес я ее к лицу фотографа.
– Да, – просипел газетчик. – Что вы делаете? Отпустите…
И тут меня заметил громила, который держал поводья.
– Эй, ты! – рыкнул он. – Проваливай!
– Отпусти, а то хуже будет! – потребовал фотограф, обеими руками цепляясь за мое предплечье.
Но я распознал бившийся в нем страх и вновь приподнял локоть, заставляя жертву встать на облезлые носки туфель. А когда второй бандит оставил в покое дверцу экипажа и угрожающе двинулся в мою сторону, предупредил газетчика:
– Марек, будь паинькой, попроси своих друзей пойти погулять.
– А то что? – просипел газетчик, сохраняя присутствие духа. – Тебе наваляют по первое число!
– Сначала сверну тебе шею.
– Чушь!
Но я уже ухватился за потаенный страх и принялся разматывать его, размеренно и без всякой спешки шепча на ухо фотографу: