– Вадиму Вадимовичу объяснительную
уже написали?
– Мы… – они
переглядываются.
Становятся враз похожими на
растерянных детей, и, глядя на самодовольство, что расцветает в
улыбке Кулича, во мне закипает злость.
Беззаботная парочка – моя головная
боль и мои студенты. Издеваться и измываться над ними имею право
только я. И отправить писать объяснительные за придурковатое
поведение во время моей пары могу их тоже только я.
– Руслан Матвеевич, – я окликаю его
негромко, откидываю щелчком пальцев окурок и сам к ним направляюсь,
– мы же уже договорились, что со своими студентами я разберусь
сам.
– Договорились, но что-то не
заметно, чтобы вы с ними разобрались, Кирилл Александрович, – Кулич
выговаривает визгливым громким тоном.
И на нас оглядываются.
Смотрят.
– У кого-то гистология должна
начаться, – я перевожу взгляд на затихших студентов, и намёк они
понимают сразу.
Исчезают.
Испаряются, пока Кулич прожигает
ненавистью меня.
– Они вели себя непозволительным
образом, – он цедит сквозь зубы, кривит побелевшие от гнева
губы.
– И они уже ответили за это, – тихое
бешенство я игнорирую, стряхиваю его руку с рукава моего пальто. –
Мне пора идти. Всего хорошего, Руслан Матвеевич.
Вот только хорошего не
получается.
Кулич догоняет меня на лестнице,
останавливается в подножии и, задирая голову, выговаривает,
глумливо и скабрезно:
– Создается ощущение, Кирилл
Александрович, что у вас к некоторым студентам – или лучше сказать
студенткам? – личное отношение…
Жирный намек.
Пошлый.
И можно только порадоваться, что
кроме нас никого нет. Никто не слышит и не видит, как я спускаюсь,
останавливаюсь в шаге от него и руки в карманы ещё не снятого
пальто, дабы не съездить по ухмыляющейся роже, прячу.
– У меня ко всем своим студентам
личное отношение, Руслан Матвеевич. И вам в эти отношения лучше не
соваться.
– Угрожаете?
– Предупреждаю, – я улыбаюсь
холодно. – Моих студентов трогать нельзя.
Им и так не повезло с
преподавателем.
Декабрь
Мир белеет.
И колкий ветер вальсирует
снежинки.
Рисуется сказочный узор на стекле.
Исчезает вечерний город с миллиардами огней и сотней разноцветных
гирлянд на деревьях парка, пропадает из видимости.
А я создаю видимость
раскаянья:
– Рит, так получилось…
– У тебя всегда так получается,
Лавров! – Рита-Маргарита злится.
Бушует справедливо.
Поскольку этот вечер мы планировали
провести вместе, и столик в ресторане уже был заказан, но
назначенная на шесть вечера отработка для самых хвостатых и
бездарных затянулась до полдевятого вечера.