Знак воина был сменен
символом купца, и лишь в старом тайнике, одном из многих,
заложенных мной когда-то, я еще мог любоваться на великого дракона,
ставшего знаком моих побед, дракона, вышитого на черном полотнище
боевого знамени одного из погибших легионов.
Шли годы. Бессильным, не
могущим повлиять ни на что призраком, я бродил по бесконечным
переходам дворца, мечтая о мести и изнывая от её невозможности.
Пожалуй, это было самым отвратительным - ощущать свое бессилие и
беспомощность, мне, когда-то одним своим словом бросавшему в
кровавую схватку многочисленные легионы и выходившим победителем из
тренировочных схваток с любыми тремя ветеранами моего
войска.
Но время шло, и мой
убийца состарился. Он умер тихо, в своей постели, окруженный
скорбящими родичами, плачущими дочерьми, внуками и правнуками,
передав трон своему сыну. Я так и не узнал, куда ему было суждено
попасть, открылись ли бы ему светлые небеса или мрачные ворота
бездны. В тот самый миг, когда душа его отделилась от тела, я напал
на него - ведь теперь наше положение было равным!
Он всегда был слабее
меня в бою, хотя нас и учили одни и те же преподаватели. Но у него
не было той ярости боя, безумного наслаждения битвой, стремления к
победе любой ценой, что всегда отличали меня, и потому он неизменно
проигрывал все поединки со мной. Проиграл он и на этот
раз.
Собственно, он даже
почти не сопротивлялся, слабо отбиваясь и пытаясь выкрикивать
какие-то оправдания, пока я рвал его эфирное тело в клочья,
поглощая суть и силу его души. Но ослепленный ненавистью и
свершаемой местью, я не прислушивался к его жалким
оправданиям.
Признаться, я и сейчас
не сожалею об этом. Какими бы вескими ни были его причины,
оправдать подлое убийство того, кто доверял тебе полностью, нельзя
ничем. Несомненно, то, что я делал, было грехом куда тяжелее
всех свершенных мной при жизни.
Я лишил посмертия душу моего врага, присваивая себе то право,
которое издревле принадлежало одним лишь богам. Но... Он получил по
заслугам... и хватит об этом.
Остальных его потомков,
правителей и нет, злодеев и милостивых, благородных и подлецов,
развратников и морализаторов, я не трогал, позволяя отправляться
после смерти туда, куда им и было положено по их
заслугам.
Время шло. Созданная
мной империя вступила в эпоху умирания. Все проходит, в свой срок,
рухнула и она. Несколько окраинных герцогов, объединившись, сочли
себя достаточно сильными, чтобы бросить вызов отдаленному потомку
моего убийцы, слабому, безвольному созданию, по прихоти богов
взошедшему на обсидиановый трон.