И мы убирались. Больше повезло тем у кого была возможность перебраться в крупные города исторической родины. Тем же у кого такой возможности не было, и кто рванул отсюда в мелкие городки и деревни, подчас приходилось совсем туго. Мы, азиатские русские, другие. Мы мало пьём, много работаем, хозяйская предпринимательская жилка у многих из нас в крови. Отстраивались, обзаводились крепким хозяйством, посереди ленивой бедности и пьянства российской глубинки лихих девяностых. Это вызывало непонимание, зависть и гнев коренных братьев по крови. «Совсем охренели, куркули недобитые! Народ бедствует, а они…» Жгли дома, вырезали скот. А нам говорили: «Убирайтесь в свою азию, чурки!» Вот и получалось, что нигде мы не нужны, не на своей родине, не на исторической. И таких нас, ой, как много. Думали ли о нас, подписывающие договор в Беловежской пуще? Вопрос риторичесий. Я полагаю, что они вообще ни о ком не думали, кроме как о себе и о своей власти.
Тем временем в Родном Городе становилось всё меньше друзей. По мере того, как перестали жечь дома переселенцев, и российкие бандиты начали превращаться в депутатов, матушка-Русь потихоньку, вроде бы стала подниматься с колен. У нас же в Республике становилось всё хуже, во всех отношениях. И друзья продолжали уезжать. Семьями и по одиночке. И почти никто из них не жалел о том, что уехал. Ни о чём, кроме одного. Русские в России – другие, не такие как мы. Нет здесь тепла в отношениях между людьми, тепла к которому мы привыкли. Я слышал, что если в Москве ты зайдёшь в гости, тебе чаю далеко не всегда нальют, и это – норма. Я не верил, пока случай не представился убедиться в этом лично. Для них это норма, а для нас – дико. Не хочу жить по таким нормам. Но вот что удивительно, в Питере, в этом северном городе, люди почему-то теплее, душевнее. Они похожи на нас! По крайней мере были. Ведь я не был здесь с 91-го. Если их не выморозили девяностые, не опустошила душу эпоха потребления, пришедшая на смену голодному лихолетью, и «квартирный вопрос» не до конца испортил, то, может быть, они такими же и остались? Я очень хочу на это надеяться. Так что, если уж ехать (а ехать надо!) то, решили мы с Мариной – только в Питер. Да и мать мне говорила: «Куда ж ещё? У нас только там родственники есть, помогут хоть тебе, на первых порах.»