- Привет, Андрей, - вздохнула я, шурша мерзлым пакетиком из которого торчала каменная рыбья голова. Это – Андрей. Он переехал ко мне еще в марте и поселился в морозильнике на ПМЖ. Раньше он был просто карпом, а после месяца созерцания, я начала с ним вежливо здороваться, открывая морозилку в поисках пельменей или фарша. Еще спустя два месяца я стала спрашивать у него разрешение, чтобы забрать остатки пакетиков, а потом решила дать ему имя.
Каждые выходные я клятвенно божилась приготовить его, даже смотрела рецепты, но выходные пролетали, а Андрей все так же грустно смотрел на меня, пока моя рука шарила в поисках чего-то съедобного.
То, что Андрей – старожил морозилки, становилось понятно даже по тому, с каким презрением он смотрел на мир. Я была уверена, что если мне понадобиться отбиваться от полчища врагов, то я предпочту взять в руку Андрюшу, чтобы с наслаждением смотреть, как вражеские мечи разбиваются об него на осколки, как, собственно, мой старый ножик.
- Берешь слабо-соленого тюленя, - бурчала я, извлекая из таких мерзлых слоев, куда не совалась рука человека еще с предыдущей зимы, пакетик с сомнительным содержимым. Других предположений, что спряталось в целлофане, у меня не было.
- Прощайте, - вздохнула я, глядя на тазик, в котором лежали стратегические запасы на случай крайнего голода.
Холодильник честно попытался заурчать, но выдал такой звук, от которого, если бы земля стояла на слонах, один слон по-любому бы скончался от разрыва сердца. Еще одна тщетная попытка добить выживших соседей, и холодильник умолк навсегда. На всякий случай я все еще по инерции прислушивалась к звукам в подъезде, в надежде, что мне не собирают на похороны из-за «дррррррр!» посреди ночи.
- Реле, - повторила я, вспоминая разводящего руками мастера. Никогда я еще так не нервничала, расхаживая вокруг специалиста, как родственники пациента возле операционной, чтобы услышать неутешительный приговор. Ре-ле.
На меня с укором смотрела свинья-копилка, а до зарплаты оставалось сто рублей и две недели. Буквально три дня назад пала смертью храбрых в боях за мой скромный ужин старенькая микроволновка. Она была настолько древней, что я честно прятала ее от людских глаз, понимая, что как только ее увидят, то тут же побегут перечитывать Женевскую Конвенцию и стучать в соответствующие инстанции, убеждая всех, что по степени излучения по сравнению с ней где-то отдыхает атомная бомба.