. Англия и Франция не осознавали, что удовлетворить Гитлера невозможно. От Германского рейха к Великогерманскому, а затем и к Всемирному Германскому: постоянное возрастание дозы, без которой не мог обходиться национал-социалистский режим, было характерно для его сущности. Его политика выражалась двумя лозунгами: «За возврат в рейх» и «Народ без пространства».
Захват Чехии не обошелся без непосредственного участия личного врача фюрера Морелля. В ночь на 15 марта 1939 года усталый и не вполне здоровый президент Чехословакии Эмиль Гаха был вынужден прибыть по вызову в Новую Имперскую канцелярию. Он отказывался подписывать лежавший перед ним документ, фактически означавший капитуляцию его войск перед вермахтом. Неожиданно у него случился сосудистый коллапс, и он потерял сознание. Гитлер срочно вызвал Морелля, и тот вколол иностранному гостю настолько сильное средство, что через несколько секунд Гаха словно восстал из мертвых и в конце концов подписал документ, поставив тем самым крест на существовании своего государства. Уже на следующее утро вермахт без единого выстрела занял Прагу. В последующие годы, когда Гаха стоял во главе «имперского протектората Богемии и Моравии» – того, что осталось от его страны, – он был преданным пациентом Морелля. Воистину фармакология – это продолжение политики другими средствами.
В первой половине 1939 года, в последние месяцы мирной жизни, популярность Гитлера достигла невиданных высот. «Чего только не может добиться этот человек!» – говорили немцы в те дни, и многие из них тоже хотели испытать свои возможности. Это было время, когда казалось, что все усилия, старания и тяготы обязательно будут вознаграждены. Время, когда казалось, что необходимо принадлежать обществу и быть успешным – хотя бы затем, чтобы не вызывать недоверия. Всеобщий душевный порыв набирал такие обороты, что многие стали опасаться, как бы не отстать от других. Возраставшая схематизация работы предъявляла все новые требования к отдельным людям, которые превращались в винтики одной машины. Использовались любые средства, чтобы жить в унисон со всеми остальными, – в том числе и любые химические средства.
Первитин открывал отдельным людям доступ к сладостному возбуждению и широко распропагандированному «самоизлечению», возможность которого якобы была предоставлена немецкому народу. Этот эффективный стимулятор превратился в предмет первой необходимости, и его производители тоже не хотели, чтобы применение первитина ограничивалось только медицинской сферой. «Германия, пробудись!» – требовали нацисты. Метамфетамин был призван поддерживать страну в бодром состоянии. Воодушевляемые убийственным коктейлем из активной пропаганды и действенного наркотика люди все больше попадали в зависимость от него.