.
Автором текста документа был Ранке, а подписал его главнокомандующий сухопутными войсками Браухич. Устанавливалась следующая дозировка: 1 таблетка в день, в ночное время также «в качестве профилактики 2 таблетки, принимаемые одна за другой через короткий интервал времени, и в случае необходимости еще 1–2 таблетки через 3–4 часа». В исключительных случаях «воздержание от сна может составлять свыше 24 часов» – было ли наступление исключительным случаем? В качестве возможного побочного эффекта в распоряжении назывался «рост агрессивности». Как следовало это воспринимать – в качестве предостережения или же поощрения? Далее распоряжение гласило: «При правильной дозировке самочувствие заметно улучшается, страх перед боевыми действиями и тяжелой работой исчезает, а острота восприятия – как это происходит под воздействием алкоголя – не снижается»[131].
Таким образом, германский вермахт стал первой армией в мире, которая в массовом порядке подсела на синтетический наркотик. И ответственность за это лежала на военном физиологе Ранке, который сам был уже зависим от первитина.
На фабрике «Теммлер» трудились десятки работниц в белых халатах, которые сидели возле круглых, похожих на торты машин. Стальные шиберы выталкивали на непрерывно двигавшиеся ленты конвейеров тысячи готовых таблеток, где они неожиданно начинали подпрыгивать и танцевать. Женские пальчики в светлых перчатках двигались, словно усики пчел, скользя по этому белоснежному великолепию, сортируя таблетки: плохие – в мусорные корзины, хорошие – в коробки с имперским орлом. Все работали сверхурочно, ибо из Военно-медицинской академии требовали: продукция должна быть поставлена заказчику как можно скорее.
Ежедневно производилось 833 000 таблеток, поскольку заказ вермахта был впечатляющим: 35 миллионов штук[132].Генриху Бёллю больше не нужно было просить своих родителей прислать ему первитин.
Быстрота – залог успеха. Необходимо постоянно застигать противника врасплох.
Из приказа о наступлении по танковой группе «Клейст»[133]
Светящиеся фосфорные полосы на стволе невысокого дуба указывали на недавно проложенную через кусты тропинку, которая вела к неприметному пригорку среди леса. На нем высился деревянный барак, едва ли шире разведенных в стороны рук. Внутри стояли простой стол и единственный плетеный стул. На стене висел барельеф с изображением типичного фламандского пейзажа, контрастировавшего с видневшимися за окном холмами Эйфеля