—
Софии? — я вообще потерялся в
дебрях своих предположений, —
хорошо, сейчас. А зачем?
—
Сын не тупи, у нас тут проблемы, разве не видишь?
София трубку взяла с первого гудка
как будто и не спала.
—
Господин?
—
Софи ты можешь прийти к нам, мы на кухне в столовой тебя ждём.
—
Хорошо Господин.
—
Вася. – я решил на всякий случай ещё и кота свое позвать.
Рыжий появился незамедлительно,
взмахнув шляпой и уже хотел поклонится, как резко подобравшись,
выхватил шпагу и прикрывшись шляпой как щитом, уставился на
лешака.
От произошедшего я вконец растерялся,
и даже не понял, когда успел встать, рядом, прикрывая собою Лину, с
вытянутым в сторону лешака мечом.
Ситуация в комнате явно перешла в
состояние предбоевого ожидания. Все замерло в хрупком равновесии.
Леший, скосив глаза на мой меч, вытянул уже знакомую мне шишку.
—
Что здесь происходит? – София стояла подле лестницы, в розовом
махровом халате, пушистых тапочках с застрявшими в ворсе сухими
иголками.
—
Матушка Берегиня спаси, — Лешак
низко склонился в сторону девушки, вотчину мою, Лелей завещанной,
забрать хотят, право свое насаждают. Никто не волен в моём лесу
распоряжаться, не по Покону это.
—
София подошла ко мне, склонив голову спросила: - Господин, вы
позволите?
—
Конечно-конечно, я враз засуетился, мне вдруг стало стыдно за
обнажённый меч.
Девушка подошла к маме с папой.
—
Позвольте мне.
—
Действуй, — папа оттащил маму в
сторону, тихо зашептал на ухо что-то успокаивающее, я почувствовал,
как напряжение оставляет маму. Она, выдохнув, опустила плечи и
прижавшись к папиному плечу, обернулась и вымученно улыбнувшись
мне, виновато пожала плечами.
София меж тем стояла внимательно,
всматриваясь в лешака. Потом протянув руку, стерла слезинку со щеки
домового, отчего последний вздрогнул, улыбнулся сразу посветлев
лицом.
—
Накося выкуси! – кукиш из четырех пальцев выглядел не впечатляюще,
но лешему явно хватило. – Живой дом, нет у тя на няго правов.
—
Как же так, матушка берегинюшка, так пращурами заведено, лес в дом,
домовой вон. А меня между прочим, вот он, — заскорузлый палец, с траурной каёмкой под
ногтем, ткнул в мою сторону, - в дом сам пустил, когда позвал.
—
Разве тебя он звал? Разве тебе? МОЙ? ГОСПОДИН? Дорогу открывал?
На словах «мой господин» тело лешака
стало претерпевать изменения, сначала на лице отразился страх,
потом кожа стала зеленеть, из волос вытянулись листики и иголки,
руки вдруг сделались ветвями, тело враз, приобрело форму пенька с
очень короткими ногами корнями.