– А порнухи нету?
– Порнухи нету.
Вернувшиеся с кухни, Серёга с Володей расставили перед всеми кружки и, открыв огромную сумку, звеня, достали несколько бутылок с пивом и разлили каждому.
– Есть что новенькое?
– Угу… Видишь, пишем?
– Вижу. Тихо! От Стаса слова не вытянешь. Откуда музыкалка?
– У Бисарабыча на районе кабельное подключили. По ночам MTV транслируют, рок-блоки. Он ставит на ночь на запись и катает всю кассету. Мы вот выбираем, пишем, что нравится.
– А есть что прикольное, Тихон?
– Да. Вот послушай. А пиво где брали? «Мартовское» – крепкое, но слащавое какое-то. Народу-то до хрена было?
– В тридцать первом? Да нет, не больше получаса стояли. Да хрен с ним, что слащавое! Зато накатывает. Что порожняка гонять? Слушай!.. Круто!.. Мля!.. Круто! Что это? Ни-иа-ага-ара?
– Ха!
– Чё ржёшь, Стас?
– Хренугара! Ё! Ха!
– Нирвана, Серёга! Читать, что ль, не умеешь? Ниагара… Охереть!
Чтобы не было пробелов между песнями, нужно было слегка отмотать назад. Тогда не было «снега» в промежутках. Мы сидели в дыму, курили и тащились. Был первый день, когда мы услышали Кобейна. Курт в своём полосатом свитере разбивал гитару, а мы, не отрываясь, смотрели на него в ламповый телевизор с выпуклым экраном и неустойчивым моргающим цветом.
– А чей это второй видак? «Даеву»? Твой, Тиха?
– «Дэу» читается, Серый. Не, это Бисарабыча. У меня ВэЭм двенадцатый до сих пор.
– А чё, и ВэЭм отличный аппарат. Хреново только, что пульта нет, а так – хороший видак. Открывать ещё пивняк-то?
В кармане завибрировал смартфон, отвлекая от воспоминаний.
– Алло!.. Да, Лен!
– Тиша, ты где? Когда будешь?
– Да тут я, в кафе. Вина решил выпить, бокальчик.
– Вина? Ты же не пьёшь его. – В голосе тревога. Уже непривычно. За то время, как мы переехали в эту страну, я первый раз снова услышал эти тревожные нотки в её голосе.
– Захотелось. Мы ж в Италии, Лен! Уже два месяца, а я ни разу не пробовал. Скоро буду, тут ребята музыку напротив хорошую играют, слышишь?
Я вытянул руку с телефоном в сторону музыкантов. Поднеся обратно к уху телефон, я слушал её молчание. Даже в её молчании слышалась тревога. Тревога, появившаяся у неё после смерти Короткого.
– Ты волнуешься, что ль, Лен? Всё хорошо, мы в Италии.
– Почему-то вдруг… Да нет, Тиша, всё нормально. Просто что-то вдруг… Давай приходи, мы ждём тебя.