Тонечка жила на улице Строителей, в доме номер 3, в квартире 23, на третьем этаже 5-этажного дома со своими родителями: Мамой и Папой. К которым, как и ко всем другим родителям, иногда приходили гости, обычно в субботу или в воскресенье.
Гости собирались за столом на кухне, но когда их было много, то и в комнате, и вели оживленную беседу, иногда смеялись. Мама накануне готовила свою фирменную баранью ногу, которую все хвалили и говорили, что она лучше даже, чем у Муравлевых (хотя Мама точно знала, что баранья нога у Муравлевых все же лучше получается, чем у нее).
Однажды в гостях был даже один академик. Тонечка слабо представляла, кто вообще такой этот академик. Родители Тонечки представляли, кто такой академик, но не представляли, как можно им стать в 33 года.
Тонечка любила такие посиделки, потому что, во-первых, можно было долго не идти спать, во-вторых, она всегда была в центре внимания, потому что других детей почему-то не приводили, наверное, потому что им нужно было ложиться спать вовремя, и наконец, в-третьих, ей приносили подарки, почти всегда.
Этот день был необычней других. Ждали какого-то дядю Петю, который был где-то очень далеко и сейчас вернулся, и все на него хотели посмотреть: и Папа, и Мама, и другие гости. Только о нем и говорили.
Дядя Петя появился внезапно, когда уже его устали ждать, как потом оказалось, помогал какой-то незнакомой бабушке тащить к ней домой елку.
– Тонечка, племянничка моя дорогая, как же ты выросла, пока я был на Севере (в то время, дорогие дети, дяди всех девочек ездили на Север, причем надолго, на несколько лет как минимум). Я же видел тебя только вот такой, – сказал дядя Петя и показал размер большого яблока.
Дядя Петя Тонечке почему-то сразу не очень понравился, но она была воспитанной девочкой и никому об этом не сказала.
– Где же, как же, прошло твое «босоногое детство!?» – продолжал Дядя Петя.
Тонечка на минуту задумалась: «Если хорошенько поразмыслить, то не такое уж оно было и „босоногое“: то в сандалиях, то в туфлях, то в сапогах, даже в валенках иногда, так что совсем уж „босоногим“ его сложно назвать», – отогнала она от себя эту нелепую мысль.