Повезло же мне вот в чем: на прошлой неделе я был командирован в дважды краснознаменный горобцовский полк с целью написать серию правдивых патриотических очерков о суровой и полной опасности воинской службе простых русских парней, и теперь, когда волею случая и судьбы я оказался на койке армейского лазарета, радовался возможностям, которые открывает передо мной непосредственное общение с героями моих будущих произведений. Известно ведь, что ничто так не располагает к откровенности, как совместное лежание в госпитале. Для меня, как для журналиста, это было большой удачей.
За окном лазарета полковник Горобец строил вверенный ему полк. Не в пример мне, настроение у полковника было отнюдь не безоблачным. Стоял он шагах в пятидесяти от окна, но даже с этого расстояния нетрудно было разглядеть, как по его лицу гуляют подозрительные пятна. Во всем его облике читалось что-то окаменевшее.
Я же продолжал сидеть и размышлять о своем журналистском везении. Взять, хотя бы, прапорщика Моржового, чья койка стояла рядом с моей. Он был первым, с кем я познакомился по своему прибытию в полк. Тогда прапорщик еще не лежал на больничной койке, закованным в гипс, а только-только собирался влезть на крышу казармы, чтобы снять оттуда большой рулон рубероида. Меня он попросил подержать лестницу, а когда уже нас несли в лазарет, здесь-то мы и познакомились поближе.
Одного взгляда на Моржового было довольно для того, чтобы понять – он был опытным воином и мог рассказать о воинской службе много чего интересного. Разве это не везение? Да любой журналист подтвердит вам, что это самое настоящее счастье! Как говорится, повод для радости был на лицо.
К тому же, рулон рубероида, из-за которого я попал в лазарет, оказался не очень упругим и задел мою голову только краешком. Сотрясение вышло, прямо скажем, пустяковое.
Хуже было с пальцем – пока я пытался удержать шаткую деревянную лестницу, на которой балансировал прапорщик, в мой палец угодила большая острая заноза, а палец, как известно, для журналиста – орудие производства. Без пальца ни статью толком не напишешь, ни информацию не добудешь.
Еще один небольшой минус заключался в том, что помимо прапорщика Моржового прочие обитатели палаты были не очень разговорчивы, поскольку лежали на своих койках наглухо упакованные в гипс. Гипс у них был повсюду, даже на челюсти, а, как известно, загипсованная челюсть к общению не располагает.