Снова повисла пауза… «Тов…Господа, я согласен с мнением…э. – э…вот господина, что только что выступал, что документ надо проработать по подразделениям и расписаться в согласии с новыми правилами…» Опять тишина. Рокотаев воровато огляделся вокруг, не поднимая лица – все сидели так же, с опущенными лицами, углубившись в чтение…
Дверь кабинета отворилась, вошел один из этих, похожих как близнецы, молодых людей с манерами фарцовщика. Он не обращая ни на кого внимания, обогнул стол, подошел к новому шефу и зашептал ему в ухо…
«Совещание, господа, считаю закрытым… Я извещу вас в случае надобности, когда надо будет решить тот или иной вопрос. Прошу Вас». Все встали как один и в беспорядке вышли толпой из кабинета.
В приемной – откуда только успела взяться!? – молоденькая секретарша, с таким же выражением лица, что и на молодом человеке, пробежав глазами по ним, как будто пересчитывая, встала и закрыла массивную дверь. Села за свой столик: «Господа, пожалуйста, не задерживайтесь, у директора совещание, он вызовет вас, когда вы понадобитесь…»
Воронский недобро посмотрел на девицу, покачал головой и двинулся к выходу, зажав папку между пальцами громадной руки и хлопая ею себе по бедру. За ним протиснулся и Рокотаев.
В коридоре Воронский обратил к нему ставшее внезапно красным лицо, сузив хищно глаза: «Бл. Дожили до господ…»И потопал прочь…
Еще противнее наступили времена с появлением в кабинете главы МИДа небольшого человечка с немного навыкате глазами, чуть толстоватым носом, ознаменовавшего полную дружбу с навсегда оставшимся для Рокотоаева и остальных его соратников по разваливавшейся службе «вероятным противником».
Человечек взял громадную власть над алкоголиком, становившемся уже недоступным ни для кого, кроме каких-то непонятных дельцов, и, как подозревал Рокотаев, озвучивал принятые при очередной пьянке в сауне решения…
Доходило, как доносилось от приятелей, уже просто до вызова по домашнему телефону к дочке «самого» и получения инструкций – о соблюдении каких-то элементарных процедур с подписями и печатями уже речь и не шла – от не думавшей даже изобразить подобие приветствия бабы, иногда чуть ли не в ночной рубашке…
Частенько рядом ошивался Осиновский, вилял спиной, подкладывал бумаги, подсказывал елейным голосом. Некоторые, слишком осторожные, просили письменных распоряжений. «Людка» лениво махала рукой, мол, и так все ясно.