– Послушайте, Стражин, вы ведь не спите, как и я, – прервал ход размышлений Виссариона Разинцев. – Эй, аало!
– Не сплю. Вам курево одолжить?
– Дымок есть. Надо потолковать.
Стражин ощутил толчок, к нему в своем спальном мешке придвинулся Андрей. Он инстинктивно отодвинулся в сторону. «Что со мной? – искрой пронеслось в голове. – Ведь вспыхнувшая было вначале неприязнь к нему, улетучилась за дорогу. Не валяй дурака, – сказал он себе. – Да, он муж девчонки, которую ты, хочешь это скрыть от себя или нет, любил, или, по крайней мере, был влюблен. Но только всё перегорело». В ту минуту ему верилось, что на встречу с Леной его толкает стремление лишь увидеть ее, что семья ее крепка, и что нет ему входа в это сердце, и никогда не найти. И он должен навсегда выбросить ее образ из своего сердца. Однако его неосознанно влекло увидеть Лену, взглянуть на нее хотя бы на минуту, хоть на мгновение погрузиться в антрацитовый блеск ее глаз. Он представил ее гибкую фигурку, ладные руки, точеные пальчики, глаза молодой оленихи-важенки. Ему нужно было, чтобы их памятью поднялась волна воспоминаний. А потом пусть вдребезги разобьются, рассыплются на мириады брызг мысли о ней, чтобы им никогда не возродиться, не воспрянуть, не потревожить чувств, не толкнуть на безрассудный поступок, как вот этот его – мчать в горы к той, которая о нем, возможно, и не помнит.
– Так о чем хочешь поговорить, Андрей? – прошептал Виссарион. – Именной сейчас, ночью.
– А ты, Стражин, рисковый парень. Горы – это всегда опасно, они могут таить невесть что.
– А ты в случае чего разве бы не помог мне?
– Увы, помог бы. Верх возьмет человечность, милосердие.
– Вот как. Обижаешь. Что ты знаешь обо мне? Я никогда и никого не подставлял.
– Знаю, ты, Стражин, в жизни не дрейфил. В общем, не будем прикидываться простаками. Как только Маньчук назвал мне там, на базе экспедиции, твою фамилию, я вспомнил разговоры Лены о молодом газетчике, влюбленном в нее. Минуло столько лет, зачем вторгаешься в нашу жизнь? Разве мало в области других экспедиций?
– Ты боишься моего приезда в партию? У вас в семье все так шатко? Не сложилось? Но я не стремлюсь разрушить ваш брак. У меня семья, любимые дети.
– Бояться, Стражин, надо лишь безделья, равнодушия и дураков. Союз этих понятий убивает душу, тело, любовь. Я как-то постеснялся отказать тебе перед Маньчуком ехать в мою партию. Какие я мог выложить Борису аргументы? Он ничего про нас с тобой не знает. А ссылки на треклятую дорогу, что ты ее можешь не выдержать, у нас в расчет не идут. Говорю путано. Это от того, что до меня лишь сейчас дошло: тебе нельзя появляться в партии, на буровой, в нашем вагончике.