На другом конце трубки продолжалось молчание.
– Семён, Вы здесь?
– Да, да, Алёна Евсеевна, куда ж мне деваться-то? – в задумчивости проговорил Семён.
– Вы поймите, – продолжала Рассказова, почувствовав затруднение собеседника, – это не мой каприз, это осознанная мною действительность и моя жизненная позиция, если хотите. Нельзя детей оценивать.
В наше время, когда общество не объединено представлением о прекрасном, единой культурой, если хотите, глупо оценивать по малопонятным стандартам ту его часть, которая толком ещё не прониклась духом, лежащим в основе нашего творчества… В общем, если хотите видеть меня в Вашем жюри, то никаких призовых мест. Пусть это будет смотр, – подвела черту она.
Наконец, после некоторой паузы, Семён заговорил:
– Хорошо, мы подумаем. Когда Вам можно перезвонить?
– Позвоните вечером.
– Спасибо, хорошего Вам дня, Алёна Евсеевна. После разговора Семён так и остался сидеть с телефоном в руках. Смутное чувство не покидало его. Вроде бы все ясно сказано, но чем-то витавшим между строк тронули его слова Рассказовой.
Вспомнилась Катя. Она также пыталась объяснить ему нечто, чего он никак не мог понять. И ладно бы не старался, а то ведь всем сердцем силился уразуметь объясняемое любимой женщиной, а не мог.
В памяти встало ее заплаканное лицо, тонкие и нежные руки, которым Катя не могла найти места в их последнем разговоре: то прикладывала одну из них к остренькому подбородку, подпирая другой локоток, то поправляла сочные каштановые с медным оттенком волосы, то промокала платком мокрые уголки светло карих глаз.
– Ну пойми же ты, нельзя вот так, в лоб говорить людям, как ты говоришь, «правду»… Чего ты хочешь добиться? Изменения людей? Ты себя попробуй изменить сначала, а уж потом за других берись!
Катя говорила тихо, с безнадежностью в голосе, ибо попытка достучаться до Семена была далеко не первой. Но кто знает, может, в этот раз…
– Терпения и участия тебе не хватает, Сеня. Людям время нужно. Иногда вся жизнь. Тем более тем людям, которых мы любим. И пусть ты все правильно понимаешь и делаешь, но этой неподъёмной правильностью человека раздавить можно, если он не дорос еще до её понимания.
– Ну, так я и стараюсь ему помочь в этом, дорогая моя! – восклицал Семен.
– Как?! Как ты стараешься ему помочь? – не выдержала Катя, срываясь на высокие тона. – Ты говоришь очевидное для себя, совершенно не принимая во внимание, очевидно ли это для твоего собеседника! Может, ему до твоего понимания лет десять идти…