Я закинул подарок в чемодан и сдал в багаж. Через десять минут меня вызвал железный репродуктор аэропорта в таможенный пункт полиции.
Я нашёл эту комнатку. Там, на столе, грустный как гроб, лежал мой чемодан, ещё закрытый.
В комнате находились двое полицейских, или таможенников, я теперь уже не помню, оба в белых рубашках без рукавов – было лето, – один прапорщик, другой лейтенант. Здоровые как кабаны, лет по сорок пять, типичные, как из фильмов про бандеровцев, на сале вскормленные ребята.
– Что у вас в чемодане? – весело спросили они.
– Вещи. Ноутбук… Книжки.
Дали мне листок: пишите, что у вас есть. Я написал то, что помнил.
– Открывайте чемодан, – велели они. Я открыл.
– Это что? – спросили они, и тут же, как в отрепетированной юмореске, начали оба смеяться.
Им было ужасно смешно, они никак не могли успокоиться.
Наверху лежал профиль Сталина.
– Сувенир, – сказал я. – Товарищ подарил.
– Из чего? – всё так же смеясь, и весело переглядываясь друг с другом, спросили они.
– Откуда я знаю, точно не золотой, видно же.
– А почему не задекларировали? – еле успокаиваясь, поинтересовался у меня лейтенант.
– Это сувенир, подарок. Они у вас на центральном рынке гроздьями висят. Их надо декларировать? Простите, я не знал.
Они снова захохотали. Видимо, сегодня я был на редкость остроумен.
– Мы передаём ваше дело в суд. Изымаем ваше имущество, и передаём в суд. Вы задерживаетесь до суда, – наконец, объявили мне они.
– Это шутка такая? – спросил я, чувствуя, что голос у меня пропадает.
Лейтенант снял фуражку, вытер пот, и ответил:
– Никаких шуток, понял?
– Стоп, стоп, стоп, – сказал я. – Давайте иначе построим разговор… Господа полицейские, как мне решить эту проблему?
– А на коньячок кинь нам, – просто сказал прапорщик.
– У меня есть одна тысяча рублей, я могу её отдать, – быстро ответил я.
Полицейские переглянулись.
– Мало, – совершенно спокойно сказал прапорщик.
«Этот чёртов Сталин стоит пятьсот рублей на рынке», – вспомнилось мне не очень кстати.
– Две тысячи, вот, – сказал я, извлекая две купюры из кармана, и с неприязнью чувствуя, что у меня вспотела рука.
– До свидания, – ответил мне прапорщик, взяв, не глядя, купюры, и тут же убрав их в просторный карман полицейских, с лампасами, брюк.
– А чемодан? – спросил я.
– Мы сами отправим, – сказали мне.