– Ты ведь придешь, правда же… если… – Голос Джо задрожал, в нем слышались слезы благодарности неожиданно проявившему участие Блейку.
– Я обязательно приду, но еще рано говорить об этом, Джо. Твой отец упрямый мужик, он встанет на ноги через несколько дней, вот увидишь.
– Конечно. – Джо с трудом выдавил из себя улыбку, вошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа.
Джо вышел из лифта, и двери за ним бесшумно закрылись. В давящей тишине коридора слышалось только гудение неисправной мигающей лампы дневного света. Оставляя мокрые следы на пахнущем свежей мастикой линолеуме, он прошел мимо тележек с чистым бельем и инструментами. Мимо закрытых и распахнутых дверей кабинетов, темной столовой. Мимо доски объявлений. Миновав вывеску «Палата Св. Марии», он свернул за угол.
Из открытых дверей кабинета падал свет, в его пятне обозначилась человеческая тень: там кто-то был. Тающий снег стекал за воротник. Джо поймал свое отражение в темном окне и увидел снежную корочку на волосах. Он смахнул ее рукой и потряс головой. У входа в палату его встретила медицинская сестра по имени Анна Вогель – имя значилось на приколотом к ее халату бейдже. Джо показалось, что он уже когда-то видел эту девушку.
Джо сконцентрировался на приколотом булавкой белом пластиковом квадратике с черной надписью. Один уголок откололся. Анна Вогель. Он смотрел на бейдж и боялся поднять глаза, чтобы не встретиться со взглядом медсестры, которая лишит его последней надежды. Джо смутно припоминал это лицо в оспинках, обрамленное волнистыми каштановыми волосами.
– Мне очень жаль, доктор Мессенджер. – Вот все, что она ему сказала. И только это расслышал Джо.
Он кинулся в палату, слезы застилали ему глаза, сознание случившегося переполняло болью.
– Папочка, папуля, папа!
Глаза и рот старика были закрыты. Джо почувствовал облегчение оттого, что сестра уже закрыла ему глаза. Он был бы не в силах сделать это сам. Лицо отца походило на спущенный футбольный мяч. Черные, словно нарисованные углем, борозды прорезали серые щеки. Неестественно розовый череп облепили спутанные пряди седых волос. Сердце Джо разрывалось при виде наглухо застегнутой полосатой пижамы: отец никогда не застегивал верхнюю пуговицу.
Неподвижность. Такая страшная неподвижность. Отец выглядел неожиданно маленьким, а ведь при жизни он считался гигантом.