– Ну, – спросил Кан, – что говорят во дворце? Как решил император?
– Боже мой, – отвечал г. де-Комбело, картавя, – говорят разное… Император очень расположен к г. президенту государственного совета. Несомненно, что свидание было очень дружеское… да, очень дружеское.
Он остановился, взвешивая слова, чтобы не сказать лишнего.
– Значит, отставка взята назад? – спросил Кан и глаза его заблистали.
– Я этого не говорил, – отвечал тревожно камергер. – Я ничего не знаю. Вы понимаете: мое положение очень щекотливо…
Он не договорил, улыбнулся и поспешил сесть на свое место. Кан пожал плечами и обратился к Ла-Рукет:
– Кстати, вы должны знать, в чем дело! Неужели сестра ваша, г-жа Лоранц, ничего вам не рассказывает?
– О, моя сестра еще скрытнее, чем де-Комбело! – отвечал молодой депутат, смеясь. – После назначения своего статс-дамой, она молчалива как министр. Впрочем, вчера она уверяла меня, что отставка будет принята. Кстати, я забыл сообщить вам интересный анекдот. Рассказывают, будто подсылали одну даму, чтобы смягчить Ругона. Знаете, что Ругон сделал? Прогнал даму, а заметьте, что она была прехорошенькая.
– Ругон – человек целомудренный, – торжественно произнес Бежуэн.
Ла-Рукет покатился со смеху. Он протестовал и мог бы привести факты, если бы захотел.
– Вот, – пробормотал он, – хоть бы г-жа Коррёр…
– Никогда! – отвечал Кан. – Вы не знаете этой истории.
– Ну, а прекрасная Клоринда?
– Полноте! Ругон слишком умен, чтобы связываться с такой сумасбродной девчонкой.
Подойдя еще ближе друг к другу, господа эти завели очень скабрезный разговор. Они пересказывали истории, ходившие на счет двух итальянок, матери и дочери, не то авантюристок, не то аристократок, которых встречали везде, куда собиралось много народа: у министров, в театрах, на модных водах. Мать, говорили, была королевской крови; дочь, с забвением французских приличий, делавшим из нее «сумасбродную девчонку», оригинальную и дурно воспитанную, гоняла лошадей на скачках, выставляла напоказ на тротуарах в дождливые дни свои грязные чулки и стоптанные ботинки и со смелой улыбкой опытной женщины искала мужа. Ла-Рукет рассказал, что она приехала на бал к шевалье Рускони, итальянскому посланнику, в костюме Дианы, т. е. почти без костюма, и старик де-Пугаред, сластолюбивый сенатор, чуть было не предложил ей тотчас же свою руку и сердце. Во время этого рассказа депутаты поглядывали на красавицу Клоринду, которая, вопреки существовавшим правилам, рассматривала членов законодательного корпуса в бинокль.