Камея Дианы. Повесть - страница 14

Шрифт
Интервал


Окружение не было ему интересным. Да, любил – близких. А вот равнодушных людей вокруг не любил. Экстатичный философ Бердяев писал: «Во мне всегда была неслиянность ни с чем, и в то же время слиянность со всем» У него же в детстве была неслиянность ни с чем, вернее полная каша в голове, и неопределенная слиянность с морской далью.

За его спиной всегда сияло ослепительное средиземье. Там было то, что он любил. Вспоминал стихи своего друга молодости – писателя и поэта Нелепина.

И всплывает родина —
средиземным своим побережьем,
Словно в ней источник один —
материнская даль.
Только в ней окунусь,
и снова выявлюсь прежним,
Средиземной надеждой,
густой,
как в начале начал.

Он учился в университете, в столице общей Большой страны, которая еще не была недружелюбным соседом. И поражался, почему сверстники не знают этой его печали, того, что творится в них и вокруг, и остаются в коконе знаний, что дают единые учебники, ЕГЭ и телевизор. Они не знали внешкольной литературы, философских споров великих людей, тем более самой философии. Как можно прожить жизнь, не читая литературу, философию? Брать идеи только из телевизора?

Его старший друг Нелепин смеялся:

– За что на них злиться, если голова не способна осмысливать свою жизнь? Видят фотографично, и не могут извлечь идею, смысл. Это и у много переживших людей! Впрочем, сон разума свойственен и целым народам.

Во время перелома в жизни страны произошло раздвоение в головах, и даже друзья стали по разные стороны. Есть черта, после которой близкое и понятное друзьям перестают быть общим переживанием. «Как они могли?» Он удивлялся: черт знает, почему так происходит с людьми?

Но друг Нелепин не верил в необъяснимость перемены мыслей друзей. Убеждения складываются в сознании как равнодействующая из всего, что человек впитывает в себя, как губка. Такими они сохраняются неизменно, хотя большинство умеет ловко приспосабливаться, затаив свою суть. Только трудно распознать их вовремя.

У таких людей, с остановленным кругозором, нет внутреннего роста. Их не мучают вопросы о смысле их судьбы. За ненадобностью или из душевной лени. Даже у тех, кто много читал, поглощая уйму книг, и сам писал статьи или книги.

Есть такая порода людей: внезапно наливаются кровью, когда кто-то открыто говорит о своих сомнениях в политике власти, в их приспособленчестве и пристрастии к конспирологии – теории мирового заговора.