«Не слушай ты этого старого болтуна, он уже совсем все мозги пропил».
Через полгода, попав под ледяной ливень, Джин сильно заболела и слегла. Лечить ее было нечем и не на что, деревенские знахарки по очереди советовали то одно, то другое. Однако Джин становилось только хуже. Местный доктор, который тянул с приходом две недели, наконец, явился и констатировал у нее сильнейшую чахотку. Спустя пару дней Джин умерла, и я осталась совсем одна. Отец, которому итак до меня не было дела, стал совсем невыносимый. После смерти сестры он возненавидел меня еще больше. Чтобы ни случалось в нашем старом доме: терялась ли иголка, поржавевшая от вечной сырости, или заканчивался последний ломоть хлеба – во всем была виновата только я. Отец уже не просто кричал на меня, он очень больно хватал меня за руки, оставляя на них огромные синяки. Мать, удрученная смертью сестры, казалось, совсем забыла о моем существовании. В общем, как вы заметили, детство у меня было совсем не радужное.
Хочу отметить, что мать с утра до поздней ночи батрачила на богатого жирного мужика, у которого она была в услужении. Всем ее заработком были отходы с «барского» стола. Думаю, не стоит вообще что-то упоминать о игрушках и сладостях. Когда умерла Джин, мать стала брать меня с собой на работу, и я дни напролет ходила за ней хвостом, теребя в руках когда-то яркий полинявший носовой платочек, найденный мною в луже грязи. Как вы уже поняли, он заменял мне игрушки. Пока мать хлопотала по хозяйству, я мастерила с его помощью различные фигурки, этим и развлекалась. Я представляла, что я фея и легким движением руки умею оживлять различных существ, коими управлять способна только я. Ох, как же мне хотелось в этот момент, чтобы все те, кто с жалостью или ненавистью смотрели на меня, стали таким же послушными существами в моих умелых руках.
Когда в богатом доме наступал праздник, я с завистью наблюдала за детьми хозяев, запускавшими высоко в небо воздушного змея и разноцветные шары. Мне о таком, к сожалению, приходилось только мечтать. Весь мой единственный праздник – день рождения – праздновался небольшим пряником и кружкой горячего чая.
В десять лет я не знала ни одной буквы алфавита, поэтому дети хозяина издевались надо мной, как могли. Они писали какие-то закорючки на листе бумаги и вешали мне его на шею, заверяя, что там написано, что я умница и красавица. А я, доверчивая, верила им. Хотя какой я могла быть красавицей в застиранном и местами оборванном по краям платье, со старыми лентами в волосах, доставшимися матери от хозяйки, больше похожими на протертые носки. Когда же мать, наконец, замечала сию писанину, то сильно ругала меня, хоть читала она и плохо, но слова «сука», «гниль» и «нищенка» знала наизусть. Но хочу сразу заметить, что такая шутка была самой безобидной, обиднее всего было, когда они, будто бы невзначай, толкали меня в кучу золы или опрокидывали на меня помойное ведро, а потом насмехались над моим видом и звали «свинка Хрю». Я с ужасом смотрела на свое платье, и на глаза наворачивались слезы обиды. Если дети хозяйки замечали это, они радовались, бегали вокруг меня и зловеще улюлюкали, видимо, происходящее доставляло им большое удовольствие. Но в большинстве случаев я старалась сдерживать слезы, дабы не быть еще большим предметом насмешек. Я убегала в подсобку, где работала мать, и заливисто плакала там, злобно шепча себе под нос о скором возмездии. Как же я ненавидела этих богачей!