– Но как…
– И еще, – она крутнулась, смотря в зеркало через плечо. – Эта толстая задница не может принадлежать мне!
– Ты совершенна! Ты – закончена!
– Что-о-о? Как это – закончена? Это, – она выделила голосом, да еще рукой обвела свое отражение в зеркале, – никому показывать нельзя. Понимаешь? Немедленно, сию же секунду убери все это. Или…
– Хорошо, – сказал он, беря в руки молоток и перебирая на рабочем столе свои инструменты. – Я все понял. Становись обратно.
…
Через день к нему пришел лучший друг, который видел рождение великого чуда с самого начала – от куска мрамора до почти живой в своей красоте и замершем жесте скульптуры.
– Ну, как? Ты уже закончил свою Галатею?
– Да, пожалуй, – протянул нехотя скульптор, мрачно сидящий на простом табурете в углу студии.
– Я могу поглядеть?
– Смотри…
Друг обошел вокруг скульптуры, накрытой белой простыней, приподнимая то один, то другой ее край, а потом отошел и сел на второй табурет возле скульптора. Помолчали немного.
– Ноги. Они просто прекрасны…
– Ага.
– И грудь. Ты знаешь, она…
– Да, конечно, – равнодушно кивнул скульптор.
– Эта шея…
– Угу… И бедра, и руки, и лицо… Слышал уже.
– Но…
– Вот именно. Ты тоже заметил?
– Это не она…
– Да. Это – не она.
Пигмалион вторую ночь сидел возле своей гениальной скульптуры, отвечающей всем критериям женской красоты. Но это была не она. Это была не Галатея.
Она не оживала.
Он проснулся от боли. Во сне от немилосердной чесотки чесал и чесал руку и плечо, пока не расчесал до крови, до мокрого под ногтями и до полного пробуждения. Чесалось ужасно, до головокружения, до горячего лба, потной спины и потемнения в глазах. Терпеть такое было просто невозможно:
– Нянька! – крикнул, задохнувшись спросонок. – Квасу мне! Холодного!
– Все скубешься, скубешься, – ворчала нянька, поднося ледяного, из сеней, квасу. – И чего бы ведуна не позвать? Давно бы вылечил…
Не огрызался, как обычно. Пил жадно, вливая в себя кислое. До холода в животе, до холода в спине – пил, пил, пил…
Все равно чесалось.
А и то – по каждому случаю ведуна звать? Так княжеской казны на воев не хватит. Будет тут ведун, как приклеенный, только кидай ему монету за монетой, чтобы лечил, да разъяснял. Самое-то обидное, что никто не виноват, кроме самого же себя.
Третьего дня в ночь, как обычно, пошел проверять караулы. Конечно, воевода за оборонным делом смотрит, но на что тогда нужен князь, если сам не проверит? А князь теперь он, Ясень, потому что папка полег в последнем походе. Соседи дракона выставили против пешцев – тут даже и не убежать, дракон все равно быстрее. Все там и полегли.