Позже Шилов, как ни старался, никак не мог вспомнить, как он очутился в придорожной канаве метрах в пятидесяти от своего подбитого танка, весь покрытый густым слоем липкой вонючей жижи, которая, между прочим, спасла его от смертельных ожогов.
Шилов очнулся не от ужасающего взрыва снарядов, детонировавших в соседнем танке, не от огненного смерча, пронесшегося затем над канавой, не от отчаянного предсмертного вопля своих товарищей в головном танке, он горел, а они не могли выбраться наружу.
Шилов очнулся от своего крика, потому что был уверен, что кричит всем своим существом, до предела, до безумия напрягая все жилы: «Снаряд, снаряд!»
Михаил не сразу понял тогда, что вместо крика издаёт омерзительное шипение. Оно проистекало откуда-то из самого нутра, где, как говорят старики, таится душа. Как будто крупная кобра, взявшаяся неизвестно откуда посреди весенней харьковской степи, решила с жутким шипением выползти из его горла наружу.
Ощущение было настолько ошеломляющим, диким, жутким, кошмарным, что Шилов мгновенно пришёл в себя. В следующее мгновение он увидел ужасающую картину, воцарившуюся на дороге, – три подбитых Т-34 и разбросанные вокруг изувеченные тела танкистов.
У замыкавшего колонну танка башня сорвалась с погона от взрыва. Красное пламя, словно жар из преисподней, с рёвом ринулось из отверстия наружу.
Вдруг вместо пламени Шилов увидел изумрудного дракона. Сказочная рептилия косилась на него своим умным рубиновым глазом и жадно лизала длинным красным языком мгновенно почерневший танк.
Непередаваемый холод ледяной рукой властно сжал сердце. В следующий миг Михаил потерял сознание.
2
С тех пор любой шелест или шорох мог в самый неподходящий момент вызвать припадок. Шилов сильно бледнел, слабел телом, оно немело, и становилось, как ватное.
Странная реакция мозга, которая, наверное, известна специалистам и, может быть, даже описана в медицинских справочниках, теперь стала его досадной повседневностью. Шилов, однако, никому не рассказывал о своей беде.
Он скрыл от медиков коварную контузию, поскольку теперь всё его существо охватило лишь одно желание, – снова попасть на фронт и поквитаться с проклятой Нефертити, холодной женой бездушного фараона. Пусть она выгнется всем своим гибким змеиным телом и зашипит обезумевшей вдруг коброй!