Когда же вернулся, то принес горючее масло и лампы, так что
теперь мы уже могли сами идти под землю. И мы пошли. Те времена
даже вы помните, хоть и были еще несмышленышами.
Тихо, словно тени, прокрались мы к гнездилищу, и два по десять
бочек масла сожгли царицу подземников вместе с личинками. А после
была великая битва, когда эти твари словно ошалевшие лезли
отовсюду. В ней пал мой побратим Харт, сын Хоки, и погибла половина
наших воинов, но больше врагов под землей не осталось.
Затем уже ваши отцы и деды год за годом летали в низины, чтобы
вернуться со славой и разным полезным.
А потом я вдруг понял, что мой друг-громила умер. И когда
поднялся в горы его внук, я сел к нему на ладонь и показал весь тот
вечер. Он ушел, но спустя год вернулся, и на подводе была статуя
его деда - моего товарища. Как живой, точно таким он пришел в вечер
красной звезды.
Короткая куртка ват-ник, бо-ти-нки-с-об-мо-тка-ми, аль-пен-шток
- те его угловатые железки, заплечный мешок – точь-в-точь
все...
Я видел ад и ад дал мне друга, а нашему племени - сперва
надежду, а потом жизнь. Я видел ад и ад дал мне силу и волю к
победе. Когда было страшно. Когда было тяжело, я вспоминал
увиденное и это придавало мне сил...
- Дедааааа!!! - крик маленького фейри оборвал рассказ, а следом
свалился и он сам. - Наверху громилы. Странные!
* * *
- Товарищ капитан, там памятник. Партизану какому-то.
- Памятник? Партизану? - тропа вывела на небольшую террасу, и
комгруппы всмотрелся в статую, - партизану, мля! В ватнике и с
альпенштоком... Не партизану, а горному стрелку. Вообще странно,
что не разбили. Видать, уважаемый человек был... Привал пятнадцать
минут.
Когда все свалились, где стояли, один из бойцов спросил.
- Товарищ капитан, а чего вы этой статуе так удивились?
- В нашей зоне ответственности нет и никогда не было никаких
памятников, - чуть помолчав, ответил командир. - Куда ж мы в этом
гадском тумане забрели!