– Разве не очевидно? – удивилась Покровская, судя по всему, обращаясь не только к Фере, но и к сидящей рядом с ней в одной комнате Лисе. – Джен загорелась идеей стать матерью. Сегодня после того, как мы узнали, что ты родила, она была сама не своя. Кажется, эта идея ей уже нравится и она ждет этого ребенка.
– Что в этом плохого? – не поняла Фера.
– А то, что сколько человек вошло в Петлю, столько и выйдет. Если ты говоришь, что в Петле находимся мы четверо и Рей, то выйти можем только впятером. Причем обязательно все вместе. Остальные останутся здесь, и я не знаю, что с ними будет…
– А мой сын? – севшим голосом спросила Фера, прижимая к себе плотнее ребенка.
– Если и есть Петля, то непонятно, в какой момент она была открыта. Но если ты тогда уже была беременна… Но Джен-то точно не была, – заметила Лана. – Ей придется оставить ребенка здесь, как и Матвея.
Подруги замолчали на некоторое время.
– Но ведь она потом сможет забеременеть снова, – с надеждой предположила Фера.
– Не сможет, – уже вместо Покровской ответила Лиса.
– Но почему? В то же время…
– Того же времени уже не будет, Фера, – перебила ее Белянина. – Да, если мы вернемся, двадцать шесть лет Матвея повторятся, но Джен уже будет старше. Она биологически не повторится. Можно будет считать, что, оставив ребенка здесь, она его убьет. А если и родит снова, то другого.
– Может, ей все-таки сказать? – предложила Лана уже не так уверенно. – Пусть вместе с Матвеем решают, что делать. Может, пока не поздно, прервать беременность?
Снова повисло тяжелое молчание.
– Судя по моему сну, Петля закроется со смертью Матвея. И каким-то образом Джен будет к ней причастна, – заметила Фера, не веря, что произносит эти жестокие слова. – А если он не умрет, вдруг Петля не вернет нас обратно? Никита очень слаб из-за потери бессмертия, я боюсь за его здоровье. Рома мертв. Саша мертв. И еще очень многие мертвы. Если мы вернемся, мы сможем предотвратить эту войну… А если расскажем Джен, вдруг что-то нарушим и не сможем вернуться?
Подруги молчали, и Фере с каждой секундой тишины становилось все больше не по себе.
– Мы наверняка не просто так просили тебя ничего не говорить Джен, – в конце концов ответила Лиса. И снова повисло молчание.
Это была сделка с совестью, и каждая из девушек это понимала. Конечно, были сказаны слова о прекращении войны, спасении человеческих жизней, но сейчас каждая из них думала о собственных весах. И на них были личные интересы, а не мир во всем мире.