Следующий по возрасту Михей – вечный человек-поиск. Что он
искал? Ну не знаю, наверное, смысл жизни или призвание, во всяком
случае, что-то масштабное. А пока он этого масштабного не нашел, с
какой-то маниакальностью копировал с других их увлечения и
характеры. Один день он мог корпеть над святыми книгами с Иваром,
на следующий под уговоры Ефима бежал в село прыгать с селянками
через костер, а потом зависал в кабинете приказчика, решив
попробовать себя в сельском хозяйстве. Михеем были испробованы
десятки профессий, но все они, от самых распространенных до крайне
экзотических для сына младшего лорда (вроде трубочиста) – в
результате оказались отвергнуты. В общем, Михей мог запустить ко
мне курицу только в том случае, если его науськал кто-то
другой.
Оська – мой фаворит в этой гонке. Я с подозрением глядела, как
он орудовал ложкой, но на лице сорванца не проскочило ни одной
эмоции, способной оправдать мои подозрения. Держать себя в руках –
первый признак высококлассного хулигана. Уж поверьте мне – я знаю
толк в проказах.
Предпоследнего из моих братьев и самого младшего из
присутствующих сейчас за столом назвали в честь древнего поэта и
барда Еремом, и, вероятно, в качестве протеста против такого имени
или в насмешку над ним мальчишка отказывался разговаривать со своей
семьей. Нет, мы знали, что в свои шесть лет он умел говорить и даже
читать, а уж числа в уме складывал с такой быстротой, что ставил в
тупик нанятого учителя, но вот общаться с нами гений не желал –
полагал, что это ниже его достоинства. Правда иногда, в особенно
напряженные или абсурдные моменты, ронял короткие фразы, но такие,
что лучше бы и дальше молчал. Старшие братья утверждали, будто этот
ребенок просто считает родственников недостаточно развитыми для
того, чтобы с нами разговаривать.
Ерем поймал на себе мой изучающий взгляд и впервые за несколько
дней удостоил домашних своим словом:
– Ешь – остынет.
Я смущенно закашлялась и принялась за еду. Похоже, теряю позиции
старшинства.
Все шестеро молчали, как будто и не догадывались о происшествии
перед обедом. Стучали ложки. Оська так хлюпал, поглощая суп, словно
его не кормили как минимум месяц. Ивар бормотал что-то себе под нос
в перерывах между пережевыванием пищи. Старая нянька вообще
задремала в своем углу. Тишина стояла такая, что слышно было, как
урчит в животе у слуги. Неужели им нечего мне рассказать и нечего
спросить после такой долгой разлуки? Будем долбить этот лед
отчуждения: