Зараза... Ничего не помню. Мы же реально только кофе и бутылку «Старого Таллина» заказывали. Говорил, водку брать надо. Ликер явно самопальный оказался. Вот нас и торкнуло... Хорошо, хоть не в больничке очнулись. А то и там, куда этот недоделанный шутник зовет.
О, как будто ждал...
— Ваше высочество! Вы, конечно же правы, вашему батюшке уже все равно, покойнику торопиться некуда. Но поп спешит. Батюшке сегодня еще детей крестить в деревне барона Ренделя.
Вот скотина! Ничего святого у людей нет! Разве можно на такие темы шутить?! Ну все, ты напросился!
Ой! Пол холодный... Каменный! Да и я не на матрасике лежу, на кровати. С ножками! А ткань эта — балдахин. От древневосточного «балда» — «голова», то есть. Ну, а «хин» и без перевода понятно. Кто не знает, что весь ширпотреб, особенно из шелка, от сотворения мира в Китае производят.
Фигня какая-то... Если палатке я мог еще найти разумное объяснение, то все остальное ни в какие ворота не лезло.
— Ваше вы...
Достал!
Я рывком отдернул полог и завис.
Твою ж краснознаменную! Если меня решили разыграть, то вложились неизвестные шутники не хило. Вокруг не лес и даже не убогая пригородная роща, а мощные стены. В том смысле, что кровать с балдахином находилась внутри большой комнаты... далеко не современной постройки. До потолка метра четыре с половиной, не меньше. Да и не строят сейчас дома из грубо тесаного камня.
А еще, прямо передо мной, почтительно склонившись, стоял немолодой мужчина. Одетый в расшитую серебряным позументом светло-голубую ливрею, короткие, чуть ниже колен, черные брюки и белые чулки. Туфли — на небольшом каблуке, с тупыми квадратными носами, украшенные огромными, серебряными бляхами. Мужчина сед и носил знаменитые, дореволюционные бакенбарды. Непременное украшение всякого уважающего себя дворецкого.
— Доброе утро, ваше высочество, — неизвестный выпрямился, но не полностью, стоял все же чуток подавшись вперед, словно к прыжку готовился. Или бежать, куда прикажут. — Как почивать изволили?