Хрупкая стеклянная солома —
Сноп дождя над серой крышей дома!
Меркли звёзды, близилась заря —
Для неё ковали метрономы
Белые цепочки серебра.
Таяло,
Морозило;
Увяло неба неостывшее литьё, —
Вечер, догорая над каналом,
Медленно впадает в забытьё.
Гаснут волны в отблесках оконных,
Превращаясь в тёмное стекло.
– Сколько лодок вы качали, волны?
Сколько туч над вами пронеслось?
– Сколько звёзд сегодня распустилось
На багряном стяге облаков?
– Сколько мыслей в мире зародилось?
Сколько новых выросло цветов?
Кто сочтёт?.. И ни к чему всё это!
Ведь цветы для счёта не цветут.
Город спит – его морские ветры
Мокрыми метёлками метут.
20 марта 1954
Свежесть ветра не напомнит губы,
Звёздочки – глаза.
– Пойте, пойте, водостоки-трубы,
Крыша-стрекоза!
Мчитесь, мысли! Я, не зная лени,
Вспоминаю разные слова, —
Прихотливо, как в рогах оленьих,
Мыслями ветвится голова.
Я сегодня сбрасываю путы.
Я король! – В моей лепёшке – боб!
Чей-то локон бронзовой волютой
Падает на лоб…
Духота в моём старинном хлеве,
Кто-то битый стонет за стеной,
До утра бобовой королеве
Спать одной!
Пусть ей ветер поцелует губы,
Высушит глаза.
– Пойте, пойте, водостоки-трубы,
Крыша-стрекоза!
Бьют часы.
Часы и половины —
Вечный страх разящих мимо стрел.
День прошёл тяжёлым исполином,
Жёлтый пепел вечера сгорел.
Дырами небесных подворотен
Лысые поднялись купола,
И трамвай на дальнем повороте
Прозвенел, как старая пила.
– Бьют часы!
Полёт луны шафранной,
Одиноким, сдерживать не нам!
В шкуре лунной – шкуре барабанной
Не остаться нашим письменам.
За окном, закованным в железо,
Где замок тугой, как самострел,
Бродит страх, безрадостный, как бездна, —
Вечный страх разящих мимо стрел.
27 октября 1958