Бросать ухоженную делянку психоанализа Марьяне было жалко, поэтому она стала искать себе замену. Так она вышла на Агату, которая не была её подругой, но была любимой кинозвездой, случайной светской знакомой, а потом – уж так получилось – благодарной должницей: когда-то Марьяна с виртуозной лёгкостью откупила незадачливого мужа Агаты от посягательств прокуратуры и от тюрьмы. Муж, к несчастью, вскоре умер, а долг за его спасение остался.
По мнению Марьяны, лучшей исполнительницы колыбельных оговорок по Фрейду и нельзя было отыскать. Агата противилась и отнекивалась до последнего, чувствуя себя неблагодарной дрянью, но сломалась на простецком вопросе: «Неужели вы откажетесь меня выручить?» и со страшным смущением обещала попробовать – при условии полной конфиденциальности, что, впрочем, подразумевалось само собой. Никаких фамилий, имён и личных контактов. Зовите меня просто Надя. Или Настя. А как можно вас называть?
Перед своим отъездом Марьяна Четвертак надиктовала несколько пунктов, обязательных для исполнения.
Во-первых, клиент, войдя, должен разуться и остаться в носках.
Во-вторых, клиент должен оставить в прихожей – вон на том столике – телефон и любую другую технику, принесённую с собой, хоть личное оружие, хоть ядерный чемоданчик.
В-третьих, он должен заплатить наличными немедленно после сеанса.
«И что? Что я буду им говорить?» – отчаивалась Агата.
«Только то, что они сами хотят услышать. Больше ничего!»
И Марьяна приводила примеры. Если, допустим, клиент жалуется, что жена ему регулярно врёт, надо сказать задумчиво: «Вас огорчает неискренность близкого человека». Если, предположим, он говорит, что кто-то хочет содрать с него побольше денег, нужно печально ответить: «Да, вы совершенно правы! Люди бывают очень корыстны». А если он долго-долго молчит, да ещё с закрытыми глазами, то ни в коем случае не нарушать тишину – пусть он себе спит и спит.
Первым клиентом Агаты стал Хмурый. И, как потом оказалось, последним.
Хватило считанных пяти-шести дней, чтобы от секретарши, в упор не замечающей Турбанова, эта инфекция перекинулась на остальных сослуживцев. Теперь все они что-то знали, чего не знал он.
Точнее сказать, ясно понимал, что вот-вот лишится работы и окажется на зимней улице с волчьим билетом. Хотя возможны и худшие варианты. Но это понимание было пока обложено серой ватой неопределённости, под которой могли скрываться спасительные приступки и уголки.