Я проводил их взглядом и вернулся к
созерцанию двух девушек, ровесниц сестры. Одна в красном платье,
вторая в небесно-голубом. Обе весь вечер держались подальше друг от
друга. Еще бы, с таким-то контрастом в одежде. У девушки в красном
волосы отливали медью, у другой были светло-русыми, почти до пояса
длиной. Черты лиц правильные, легкий макияж, красотища! Я даже
удивился, почему все еще стою в углу, а не пытаюсь познакомиться.
Аж между лопатками зачесалось.
А вот и неприятный взгляд появился.
Ага, женщина лет сорока. Лицо холодное, смотрит вроде спокойно, но
добавь немного силы, и взглядом можно дыры в стенах прожигать.
Пошла в мою сторону. Ну, все же я гость, поэтому учтивый поклон.
«Зараза! Надо выбить из себя эту привычку».
— Нас еще не представили, — начала
она, то ли недовольно, то ли презрительно глянув на мои джинсы и
рубашку в клеточку. — Анна Владимировна Трубина, мама Николая. А
ты, я так понимаю, брат этой вертихвостки Оксаны?
«О как!», — ухмыльнулся я про себя.
Обидеть норовит. Была бы на моем месте мама, этот абрикосик, а ее
прическа просто изумительно напоминала данный фрукт, получила бы по
зубам. Я даже улыбнулся, представив эту картину. Но не забываем,
что я родом из деревни.
— Ога, — кивнул я, глядя в сторону
стола. — Брат. Вот, жду, когда еду принесут. Не знаете, тут вкусно
кормят? — как говорят у нас, держи гранату. А ты думала, я тут буду
от радости, что вы меня пригласили, по полу кататься и хвостом
вилять? Зря.
Женщина нахмурилась, не зная, как
поступить с подобным оскорблением в свой адрес.
— Похоже, нахальство — ваша семейная
черта.
Казалось, что она хочет сказать еще
какую-нибудь гадость, но раз я не воспринял первую, остальные
говорить бесполезно. Развернувшись, она пошла к другим гостям.
Больше меня никто не беспокоил. Разве что ловил разные взгляды на
одежду.
За стол позвали минут через
двадцать. К моей радости, я оказался между сестрой и девушкой в
красном. Ее соперница в голубом специально села на другую сторону
большого стола и той не осталось ничего другого, как сесть рядом со
мной. Напротив же пристроилась злобный «Абрикосик» и мужчина лет
сорока пяти. Скорее всего, отец Николая. Гости обращались к нему с
почтением, исключительно «Федор Георгиевич». Выделял его грубый
шрам, перечеркивающий правую бровь. Взгляд серьезный, но внимания
он больше уделял сыну и невестке.