Правда, как знать, какая управленческая структура в Америке. В Штатах я никогда не была, даже больше, я и границу нашей страны никогда не пересекала, ввиду разных причин.
Потянулась и сморщила нос от возникшей отечности в мышцах. Откинувшись на спинку стула, медленно прокрутила текст, оценивающе прищурилась и удовлетворенно кивнула. Все, можно было отправлять, чем я и занялась.
— Уже закончила? — тихо спросила Ира. — Привет, кстати. Не стала тебе мешать. По твоему лицу было понятно, что отвлекать тебя точно не стоит. А то было бы как тогда.
Я насмешливо улыбнулась. Это подруга припомнила, как пару лет назад только устроившийся к нам в отдел Андрей пытался меня вытащить из авторского мира, то ли скрепки он просил, то ли бумагу, уже не упомню, но получил он бумагу, половину пачки. В лоб. Свидетелем этого дела был весь отдел, и меня с того времени старались лишний раз не трогать.
— Доброе утро. Да, почти. Остались более сложные организационные моменты, и после отмашки главного произведение можно будет готовить к печати.
— Поздравляю, — искренне улыбнулась Ирина. — А мне тут еще пахать и пахать. Я, наверное, сегодня без обеда.
Она, поморщившись, неуверенно покосилась на монитор.
— Принесешь мне чего-нибудь съестного?
— Хорошо, — вздохнула, отправляя файл на почту и набирая внутренний номер начальника. — Дай только сначала дожить до этого обеда.
— Слушаю! — зло рявкнули с той стороны, от неожиданности невольно дернулась, машинально отодвинула от уха трубку и, скрывая удивление, негромко произнесла:
— Дмитрий Михайлович, проект на почте, жду сопутствующий документ.
Главный буркнул невнятное, судя по всему, ругательство, и я услышала громкий звон и гудки. Пожав плечами, положила трубку на рычажки и покосилась на все так же зашторенное окно.
— Что-то случилось? — поинтересовалась Ира.
— Не знаю, — хмуря брови, неуверенно ответила. Внутри разрасталось неприятное чувство. — Начальник не в духе, не удивлюсь, если это связано с грядущими переменами.
Ира уже открыла рот, собираясь что-то сказать, как Дмитрий сам вышел к нам. Угрюмое напряженное лицо совершенно не вдохновляло на позитивные чувства.
Все притихли, настороженно наблюдая за обводящим нас внимательным мрачным взглядом начальником, не смея что-нибудь вякнуть. После минуты молчания главный произнес бесцветным голосом: