- Выпьем! Прозит! - опрокинул себе в глотку огненную воду
лейтенант.
- Понимаешь, камрад, когда Гитлер как бы извинялся перед нами,
говоря о тяжести войны и невзгодах, он имел в виду не то, что плохо
нападать на русских, которые ему ничего не сделали, а то, что будет
это тяжелое и опасное дело. Но тут же отмазывался, что
жидобольшевики отдельно, а народ отдельно. Не в том смысле, что
народ хороший, а что есть там раскол, и кое-кто нам поможет.
Конкретно он знал расклад, ограниченный круг лиц, но нутром чуяли
все и понимали правильно. У нас в Дрездене тогда, 22 июня, мало кто
радовался... А теперь - опять на два фронта раскорячились и
резервов уже нет...
- Брось, старина, ты слишком грустно смотришь на жизнь! - скорее
для себя сказал Поппендик.
- Я на жизнь всегда смотрю весело, камарад. Потому что какая -
никакая, а она все же жизнь. Вот на смерть я смотрю грустно. А
война - это как раз... Хотя... Война, как и все остальное в этом
мире, может быть и добром, и злом. Все дело в конкретике. Идея, что
война нужна только толстосумам и королям, напрашивается. Но она в
принципе ложная, хотя во многих случаях это может быть и так -
задумчиво сказал "Жилистый хомяк".
- Ты переплюнул пару классических философских школ Древней
Греции, это точно. Такой секвенции, или как там это называется, я
давно не слыхал в танковых войсках. К слову, посчитал я тут на
пальцах - за день из одного пулемета не расстрелять 10 000
патронов.
- А ты зануда, господин лейтенант!
- Нет, просто люблю, чтоб все было ясно. Иначе в жизни - как в
румынском ресторане - десять марок, восемнадцать пфеннигов плюс
семь марок, шестьдесят четыре пфеннига и кофе за девяносто шесть
пфеннигов - и в итоге в счете тридцать три марки, пятьдесят восемь
пфеннигов. Сам ведь знаешь - после двухсот - трехсот выстрелов
ствол перегреется, надо менять. Вот и получается, что поднаврали
камарады - раздумчиво сказал хмельной Поппендик, которому даже
алкоголь никогда не портил встроенный в мозг с малых лет
арифмометр.
- Вот ты дал! Прозит! - и по глотке приятный огонек
прокатился.
- Прозит! Сам подумай, дружище. Вот сидим мы, герои и надежда
нации, с тобой в окопе со всеми возможными удобствами и доступной
роскошью - начал польщенный вниманием лейтенант.
- В малом пулеметном бункере на берегу - поправил его
раскрасневшийся старшина. Достал откуда-то из глубин тайных палку
добротно выглядящей колбасы и хоть был не очень уже тверд на ногах,
но резал уверенно, тонкими красными ломтиками. Мясом запахло,
настоящей колбасой времен побед и триумфов.