Минут десять, он полз к туалету. Соседи по своеобразной камере
спят на полу, он же ползёт, упорно, изо всех сил. Ещё немного…,
наконец-то…, чуть в дырку не упал. А там бегут по шпалам рельсы
две…, надо же, две их, смешно как…
-Держись. – Говорит Фиксатый, поднимая его за локоть. Он
отвечает тихим воем – всё болит, даже простые движения, причиняют
сильнейшею боль. – Я помогу, делай что хотел.
Когда всё кончено, Фиксатый отводит его обратно, садится рядом с
Кепычем. Тот протягивает ему свёрнутую в квадратик банкноту. Он
угрюм и в тоже время весел – и так бывает.
-В натуре духарик. Не ломается типок. Держи. – Фиксатый с
улыбкой берёт деньги. – Слышь, братан, давай забьёмся ещё разок?
Отыграться хочу.
-На что?
-Ставлю что его блатные к себе подтянут.
-Хех. – Фиксатый качает головой, потом говорит. – Не, на это не
буду. Сам думаю так же. Мусорёнка хлопнул, статья козырная. А
зашквар по тухлянке походу не грозит, пацанчик чёткий.
-Ну бля…, ну тогда давай забьёмся, что он полностью
оклемается.
-В смысле?
-Ну, на зоне он через месяц максимум, полностью оклемается.
-Да ну. – Фиксатый махнул рукой. – Ты глянь на него. Он реально
кровью ссал. Если и выживет, на аптеку всю жизнь работать будет. А
аптека там хуйня, так что сдохнет он по итогу. Блатные вовремя
подтянут – живой останется, вполне может быть. Но инвалидом, без
вариантов.
-Ну что? Забились?
-Давай.
А потом снова всё затянуло пеленой…
Очнулся от тихого разговора товарищей по этапному поезду.
Попытался медитировать, как учил тренер по карате. Вроде полегче
стало, хоть и провёл он это всё не сидя на коленях с прямой спиной,
а валяясь на полу как старое пальто в чулане. Великая всё-таки это
сила - сила самовнушения…, двигаться, пока не рисковал. Боль
поутихла, медитация немного помогла её унять, но он не обманывался
– это всего лишь самообман. Боль по-прежнему грызёт тело, просто он
убедил себя, что её нет. Отвлечёшься немного, и опять всё тело
ломить будет. Хотя его и так ломит, но всё же не столь сильно как
минуту назад, сейчас можно и потерпеть…, сейчас бы обезболивающего
ведра этак два. И от головы что-нибудь. И для памяти желательно
тоже.
Он не мог вспомнить почти ничего из того, что происходило перед
посадкой в поезд. Большой кусок воспоминаний словно пропал. Может,
его вовсе на носилках притащили сюда, бросили в бессознательном
состоянии и всё. Потому память и не отзывается. А может, по башке
приложили так сильно, что провалы в памяти теперь навсегда. Скоро
узнает, дней через пять-шесть…, если раньше не загнётся.