Откуда-то из-за угла подошли четверо мужиков с арбалетами в
руках. Наконец-то, живые люди. Вот только вид этих людей мне не
понравился. Двое были в безрукавках, а крепкие руки их до самых
плеч были покрыты татуировками с блатной тематикой. Нет с этими
гражданами мне точно не по пути. Лучше здесь пересижу.
Мужики занялись вскрытием добычи, а я в этот момент попытался
незаметно уйти. Вот только оказалось, что разведчик из меня
никудышный. Пытаясь пробраться на корточках, я зацепил какую-то
железяку, которая загремела оглушительно громко. Пришлось наплевать
на конспирацию и, встав на ноги, бежать бегом. Дорога была открыта
только по лестнице на второй этаж.
Но я слышал их голоса:
— Кто там?
— Не знаю, сопляк какой-то худосочный, нужен он нам?
— Стойте тут, пойду развлекусь.
Тяжёлые ботинки протопали по асфальту. Как он собирался
развлечься, я не знал, и знать не хотел. Справиться с ними
нереально. Даже с одним. Шаги приближались, сейчас я буду драться.
Драться до последнего, но проиграю. Мне ничего не светит, этот
мужик тяжелее килограмм на сорок и умеет драться. Более того, он
готов убивать и калечить. В отличие от меня. Я умом понимаю, что
сейчас не нужно никого жалеть, а вот моё гуманистическое
подсознание умышленно задержит удар. Хотя, может и не задержит.
Бежать было некуда, отсюда, со второго этажа начинался коридор,
который был до потолка завален разным хламом, либо разбирать, на
что уйдёт дня три, либо прыгать в окно, к подельникам того, что
приближается.
Я стоял спиной к нему, не видя пути к бегству, и дрожал. Правая
рука сжатая до боли, прижимала к груди клюв. Шаги всё ближе.
— Ну, — раздался позади хриплый голос, — чего ты, моя хорошая,
дрожишь? Иди сюда, дядя с тобой поиграет.
Я медленно начал оборачиваться.
Часто приходилось слышать, как убийца отрицает, что
контролировал себя во время убийства. «Ничего не помню, отключился,
а потом пришёл в себя, а вокруг все мёртвые». И вроде даже не
виноват он, это как будто другой сделал. А теперь то же самое
случилось со мной. Мозг послушно убрал из памяти момент удара.
Когда я снова включился, мужик лежал на полу, под ним растекалось
пятно крови, а мой клюв был по самый обух воткнут ему под ключицу.
Глаза его были широко раскрыты, рот открывался и закрывался, но
сказать что-то он не мог. Я дрожащей рукой сжал рукоятку клюва и
попытался выдернуть. Получилось, из тела умирающего бандита кровь
хлынула уже фонтаном, он мелко задрожал, как я только что, а потом
его глаза остекленели, навечно уставившись в бетонный потолок.