А вот с волосами мне не повезло, я с досадой взглянула в зеркало. Вьются, как хотят! После мытья их даже щеткой не расчешешь, приходится распутывать пальцами. Выполнив эту утомительную процедуру, я слегка подсушила волосы феном и осталась довольна результатом. Одеться бы еще! Я в сомнении потопталась у двери, переводя взгляд с полотенца на простыню. Одежду я с собой не захватила. Из комнаты, вроде, не доносится ни звука. Но, что, если Вацлав вернулся? Не могу же я выйти из ванной в чем мать родила! Подумает еще, что соблазняю. И, кстати, будет прав. А если не соблазнится? Вот стыд будет!
Завернувшись в банное полотенце, я прошла в комнату и ахнула от неожиданности: от зашторенного окна метнулась крупная тень. В голове пронеслись десятки версий: от банальной «в номер пробрался вор» до провальной «Фабиола заметила слежку и пришла разобраться». Но уже через мгновение я с облегчением перевела дух: глаза после яркого освещения ванной постепенно привыкали к сумраку, и тень обретала знакомые очертания Вацлава. Высокий рост, крутые плечи, правильный профиль. Благородно-строгое лицо – крутой изгиб бровей, широкие скулы, мужественная линия рта, резко очерченный подбородок, смуглая кожа. Необычный цвет глаз – серые с карими крапинками, словно россыпи солнечных брызг по талому льду. Отросший ежик смоляных волос – у парикмахера Вацлав не был уже с Москвы. С волосами такой длины он выглядел моложе, чем обычно. Если в нашую первую встречу я решила, что Гончему лет тридцать, то сейчас он выглядел не больше, чем на двадцать пять, даже принимая во внимание неизменную щетину, которая придавала ему сходства с пиратом. Особые приметы: белая ниточка шрама на правой щеке, которую я касалась солеными от слез губами, когда думала, что Вацлав погиб. Смутившись от этого воспоминания, я сердито пристыдила его:
- Ты меня до смерти напугал! Я не слышала, как ты вошел. И вообще – стучаться надо!
- Я стучался – ты не отвечала. И вообще-то я здесь тоже живу. – Он и бровью не повел, словно для него видеть меня в банном полотенце на голое тело – столетняя привычка.
И от этого его хладнокровия капельки на моей влажной коже превратились в мурашки.
- Мог бы признаться, что стал волноваться, когда я не ответила. Мало ли, вдруг в твое отсутствие наведался охотник за вампирами и разрядил в меня барабан с серебряными пулями, - плотнее запахивая полотенце на груди, заметила я.