Старый граф Афанасий Семенов машинально постучал тростью. Как бы в ответ пробили часы. В тишине этот звук показался зловещим. Голос старого графа несколько разрядил обстановку:
– Я соглашусь на твои условия, сынок, если у этих возможно не существующих детей будут отец и мать.
Значит, ему все же удалось причинить старику боль! Михаил постарался скрыть свое удивление, хотя это далось ему с трудом.
– Сударь, впишите пункт, касающийся детей, – обратился Михаил к_стряпчему, – сударыня, что вы скажете?
На глазах Анны блестели слезы, но она держалась с достоинством. Анна понимала, что поддержки брата она не дождется. Безразличный к боли сестры, он сидел на стуле, скорчившись, как будто получил смертельный удар.
– Вы очень щедры, граф Михаил, но вы не справедливы к Александру, – произнесла она.
Господи, она взяла на себя заботу еще об одном человеке! У нее нет ни капли здравого смысла. Если бы не выражение ее лица, он бы…
– Анна, Александр стремится получить Никольское не больше, чем я. Моему отцу известно все, на что ваш брат не обратил внимания. Я предложил вам то, о чем никогда не пожалею. У меня много земель на Двине, они приносят большой доход. И еще у меня есть скандально известное наследство в Малороссии, которому ничего не грозит, поэтому семьсот пятьдесят тысяч для меня это капля в море. Все мои люди свободны, и живут они для себя и своих семей, поэтому их труд приносит прибыль.
– Это больше, чем мне нужно. Больше того, из-за чего я пошла на это соглашение, – сказала она сбивчиво, не сводя с Михаила своих удивительных глаз.
– Можете принять это, а можете отказаться, воля ваша, – резко произнес Михаил, смотря в сторону. Его не должна волновать Анна с ее обстоятельствами. У него другие заботы! Другие! Но почему же его так притягивает эта гордая и беззащитная девушка-ласточка? Что с ним происходит? Михаил злился на себя.
Анна с мольбой во взгляде повернулась к брату, но тот избегал смотреть на нее. И девушка замерла, замкнулась в себе. Тишину гостиной нарушал лишь скрип пера на бумаге. Анна была очень одинокой в этой комнате, полной людей. Одинокой и безжизненной, только ее палец чертил замысловатые узоры на столе.
Анна Озерская пробудила в Михаиле способность сочувствовать, даже сострадать. Ненависть к ней была так же сильна, как и внезапно возникшее желание ее защитить. В комнате опять повисла тягостная тишина. Ее нарушил старый граф: