Я ехал в Москву. За окошком вагона
Мелькали разъезды, леса, перегоны,
Широкие степи назад уплывали,
Весёлую песню колёса стучали.
О чём они пели, мне то не известно,
Но только чудесной казалась мне песня,
Под звуки которой я ехал в Москву.
В Москву! И впервые! Как сон наяву.
На станциях мне не сиделось в вагоне.
Тянуло на воздух, ходить по перрону.
Особенно помню одну из стоянок,
Близ Клина, в снегах – небольшой полустанок.
Лишь поезд наш стал, мы за мёрзлым окошком
Услышали песни, лихую гармошку
И, как по команде, к дверям устремились.
Над станцией звонкие песни носились,
Смех девушек слышался, шум хороводов,
Частушки. – Откуда здесь столько народа? —
Спросил с удивленьем я и разузнал,
Что в армию парней народ провожал.
«А, вот оно что!», и еще интересней
Мне стало смотреть на людей, слышать песни.
На лицах румянец играл золотой,
Сквозь грусть пробивался задор молодой.
Грустим мы в душе, расставаясь с подругой,
Родных покидая иль верного друга…
Но смог я на лицах другое прочесть:
В них души светились, светилась в них честь!
И гордость на лицах прочёл возбуждённых,
Высокую гордость для славы рождённых.
И песня её надо мною носилась;
Звучали в частушках величье и сила:
«Милый в армию уходит,
Что же я ему спою?
Береги страну Советов,
Как родную мать свою!»
Но свистнул свисток, зазывая в вагон,
И я с сожаленьем покинул перрон.
С тех пор уж немало воды убежало.
Но мне тех минут не забыть никогда,
В которых эпоха сама отражалась.
Порой её так не увидишь в года!
1951