Представив себе подобный вариант летающей тарелки, несущейся
сквозь ветер и облака я чуть не хихикнула. Жаль, что
предоставленная мне свобода на такое не распространялась. Но это не
слишком уместное веселье ослабило какие-то наложенные запреты, и я
сумела, наконец, издать тихое шипение, привлекая внимание Вессаэля.
Право голоса здесь досталось только ему, остальных назначили на
роль молчаливых статистов, а необходимость пообщаться назрела – я
заметила одну дядюшкину оговорку, на которую никто пока не обратил
внимания.
Сьеррин скосил глаза в сторону и наши взгляды встретились.
Не знаю, каким образом он умудрялся читать мои мысли, оставим
это на его совести, но сейчас я была тому только рада. Потому что
он все-таки понял, и снова повернулся к Сииргелю с вопросом,
который следовало задать давно:
– А откуда ты вообще знаешь о пророчестве? Отец никому не
говорил… – внезапно в его глазах вспыхнуло понимание и такая
ненависть, что оставалось лишь удивляться, как это наш привидений
не осел облачком пепла. – Так это был ты!
– Да уж, понадобилось всего полтора тысячелетия, – издевательски
произнес скребущий голос, – чтобы наш многомудрый понял очевидные
вещи. Разумеется, я.
От ненависти Вессаэль не мог выговорить ни слова, но его
собеседник не особенно нуждался в ответных репликах. Он заливался
соловьем, слушая сам себя – ему хватало.
– Если бы ты сделал милость и сдох тогда же, когда и вся твоя
семейка, ни у кого не возникло сомнений, кто станет главой
воздушных. И поверь, мне понадобилось бы гораздо меньше полутора
тысячелетий, чтобы вернуть нам истинный титул. А мелкие ублюдки из
младших кланов проглотили бы это как миленькие!
– Кому… – Сьеррин все же сумел справиться с собой. – Кому ты
открыл тогда нашу дверь?
– Зачем тебе знать? – удивление Сииргеля было искренним. – Ты же
не надеешься выйти отсюда? Если так, то вынужден разочаровать. Вы
умрете здесь. Все. Как только я…
И тут ударил Суинни. Вернее, рванул.
Пока длилась эта познавательная беседа, он, похоже, занимался
тем же, чем и я – искал возможность напакостить такому чудесному
дяде. И нашел, поскольку в отличие от остальных не просто
чувствовал струны, но буквально видел их. Короче, на середине особо
заковыристой фразы Сииргеля, он вдруг со всей своей немаленькой
силой разом рванул за весь этот перепутанный клубок, окончательно
выводя его из хрупкого равновесия.