Именно такими были парные иссолы самого Тавеля, искусство
владения которыми считалось вершиной фехтовального мастерства. Я
засмотрелась на чуть изогнутые, тонкие клинки, заточенные по всей
длине лезвия по внешнему краю, и на одну треть по внутреннему.
Заканчивались они острым концом, значит, ими можно было как рубить,
так и колоть, что и демонстрировал их хозяин во время схватки с
орками. А вот рукояти оказались неожиданно простыми, без всяких
вычурных гард и украшений, лишь туго обмотанными широкими полосами
шершавой на ощупь кожи. Этакий воплощенный гимн практичности и
удобству, что и требовалось от настоящего боевого оружия.
Мне даже позволили пару минут подержать их в руках, правда, под
пристальным и настороженным взглядом хисстэ, ни на мгновение не
спускавшего с них глаз. Не уверена, стал бы он вот так смотреть,
если бы я держала его собственного ребенка? Иссолы оказались
странно легкими, сделанными из светлого голубоватого металла с
темными разводами, навевающими на морозный рисунок в окне, хищно
прекрасными, опасными даже на взгляд и, при ближайшем рассмотрении,
все-таки не одинаковыми. Как объяснил Тавель – для разных рук, вот
и разные. Клинки, выходит, не только идеально подгонялись под
хозяина, но и под его руки. Разные! Да-а, в своем роде они точно
были совершенством.
Потрогала я и остальное колюще-режущее богатство – подержала в
ладонях, полюбовалась сталью, оценила остроту лезвий, проверила
баланс, примерила к руке – в общем, от души покорчила из себя
знающего профессионала. Названия Тавель произносил на данаари, а я
на самом деле вовсе не настолько хорошо разбиралась в оружии, чтобы
безошибочно сопоставить их с нашими. Нет, как историк знала про
всякие там гладиусы, акинаки и прочие кончары и мизерекордии. Даже
фламберг видела и в руках держала. Но вот опознать их все со
стопроцентной уверенностью, конечно, не могла. Так и запоминала
почти все на данаари.
Из груды сокровищ, лежавшей на столе, мне самой больше всего
приглянулся длинный прямой кинжал или, может, маленький меч, с
интересным камнем в навершии. Сделан он был из почти черного
металла, разводы которого напоминали разводы на тавелевых иссолах,
но были наоборот – светлыми на темном фоне. Двойные долы по обеим
сторонам четырехгранного лезвия делали его удивительно легким и
придавали дополнительную жесткость. Раньше я его ни у кого из наших
не примечала, что хисстэ и подтвердил. Сказал, мол, это лаири –
парадный меч для приемов, а нашли его уже здесь, в сиде. Удобная
витая рукоять с единственным украшением из того самого
полупрозрачного черного камня, опознать который сразу не удалось,
на редкость уютно устроилась у меня в ладошке и даже вроде как
приласкалась. Увидев это, Тавель протянул его мне: