И он отправился вслед за женой – в Москву, в город, в котором ему предстояло прожить всю оставшуюся жизнь.
«Домой! По морю. Потом в теплушке. Не хватит денег пешком. Но домой. Жизнь погублена. Домой».
Этими словами заканчивается первая часть «Записок на манжетах».
Стремительный бросок голодного литератора в не очень сытую Москву на первый взгляд выглядит не совсем логичным. В самом деле, зачем прошедшему огни и воды 30-летнему человеку, бросив всё, что только можно бросить, устремляться в чужой малознакомый город? Что мог найти в нём тот, кто «сломлен», чья жизнь (и без того обречённая быть недолгой) уже «погублена»?
На эти непростые вопросы ответить можно было бы и так: Булгаков направлялся в Москву, потому что знал, что едет туда не простым искателем приключений. Он владеет пером! Мало этого, он легко…
«… находит смешные стороны в людях и любит по этому поводу острить».
Эти слова он вскоре посвятит другому острослову великому французскому драматургу. Но их вполне можно отнести и к самому Михаилу Булгакову который был готов применить своё насмешливое оружие против ненавистной ему большевистской системы.
Иными словами, изголодавшийся и измаявшийся 30-летний Булгаков жаждал мщения. За исковерканную судьбу за поруганные святыни, за растоптанные мечты, за годы, потраченные на бессмыслицу. В этом ореоле благородного мстителя он, видимо, и мечтал взойти на литературный Олимп.
Невольно напрашивается параллель. За 20 лет до этого (в самом начале XX века) другой 30-летний россиянин, Владимир Ульянов, покидал родину с тем же желанием: отомстить! За повешенного старшего брата, за поломанную карьеру, за не осуществившиеся мечты. Незадолго до отъезда (во время последнего допроса) полицейский следователь спросил у Владимира Ильича:
– На кого вы замахнулись, молодой человек? Перед вами – стена!
Ульянов, как утверждали его биографы, якобы, усмехнувшись, ответил:
– Стена, да гнилая. Ткни – и развалится!
И что же? Самодержавную стену царской России Владимир Ильич Ленин развалил весьма основательно. До основанья, как пелось в революционной песне. Затем на развалинах самодержавия большевики принялись строить своё «царство» всеобщего равенства – тот самый «новый мир», в котором все, кто был никем, должны были получить возможность стать всем. Вот эту-то утопическую большевистскую державу и мечтал растрясти своим насмешливым творчеством Михаил Булгаков.