- Что бы еще такого сыграть… - Я на секунду задумался, взял со
стола толстую тетрадь, куда почти двадцать лет записывал выуженные
из памяти песни и несколько раз перелистнул страницы. Страницы были
уже изрядно потрепаны частым перелистыванием, а пустых страниц
практически не осталось. К сожалению «полных» текстов, которые бы
не пестрели лакунами, было удручающе мало.
Уделив гитаре, песням и связанным с ними воспоминаниям все еще
живым в моей душе, добрых пару часов, я отложил музыкальный
инструмент в сторону, придвинул кресло к столу и потянулся к
очередному письму Фредерики Шарлотты. Немецкая невеста оказалась
плодовита на творчество в эпистолярном жанре, и новые письма
приходили буквально каждую неделю. Причем это были достаточно
обширные простыни, в которых прусская принцесса описывала свое
житье-бытье непривычно подробно. Судя по всему, девушка имела
весьма легкий характер, любила развлечения и была максимально
далека от политических придворных интриг.
Не могу сказать, что переписка с будущей женой мне доставляла
какое-то особенное удовольствие. Прожив в этом мире почти двадцать
лет я так и не смог привыкнуть к медленной скорости прохождения
информации и – что логично происходило из предыдущего факта –
манере писать пространные письма обо всем и ни о чем. На письма
невесты, которые с трудом умещались на нескольких листах, я обычно
отвечал достаточно короткими лаконичными «записками» о своей жизни
и самых значительных в ней событиях. Не знаю, как Фредерика
Шарлотта относилась к такой диспропорции в обмене сообщениями, но в
действительности тратить по полдня на написание письма одному
человеку не было ни времени, ни желания.
- В следующем номере обязательно нужно осветить проблемы с
погодой в Западной Европе, - я сверился с записями в блокноте,
отметил карандашом темы, которые уже обсудили и продолжил. –
Требуется аналитическая заметка по поводу увеличения потока
переселенцев, повышения стоимости зерна и других возможных
последствий катастрофического неурожая. Не мне вас учить.
В том, что неурожай будет именно катастрофическим, судя по
всему, никто уже не сомневался.
- Сделаем, ваше императорское высочество, - главный редактор
моего экономического вестника «Финансы и политика» мелко закивал,
выражая верноподданническую готовность исполнить любое пожелание.
Лично мне Акакий – вот наградили же человека гоголевским именем
родители – Петрович Званцев не нравился категорически. Он был весь
такой скользкий как угорь и такой же изворотливый, маленький,
чахлый, плешивый, с бегающими глазками и вечно влажными ладонями -
никогда не любил особ такого рода. Если бы не настоятельная
рекомендация Измайлова, ни за что бы не поставил его во главе
чего-то более серьезного, чем общественная уборная.