— Это все лишь бал, — лорд Грерогер успокаивающе похлопал дочь
по ладони на своем рукаве. — Главное: присмотрись к Эйдану
Бриверивзу и Рэймеру Монтегрейну. В остальное время отдыхай и
наслаждайся вечером. Ты сегодня прекрасна.
Мэл вздохнула, силясь унять волнение, и кивнула. Прекрасной она
себя не чувствовала. Модистка ее тетушки настояла на розовом
воздушном платье, которое и правда выглядело симпатичным, пока не
оказалось на ней, практически задушив корсетом и сделав похожей на
розовое пирожное. Но Амелию авторитетно заверили, что в столице
такой фасон — последняя мода, и пришлось смириться.
Только уверенности в себе платье-безе не прибавляло.
***
— Что значит, ее нет во дворце? — голос принца резко упал до
шепота.
И по своему опыту общения с ним Рэймер сразу понял: дела плохи.
Друг был мягким по натуре человеком, голос повышал редко — и то
чаще в случаях, когда его обижала чрезмерная опека. Но если Конрад
начинал говорить шепотом — пиши пропало. Это означало, что принц не
просто зол или раздражен — он в бешенстве.
— Она уехала, — доложился Монтегрейн как можно более кратко,
чтобы не подливать масла в огонь. Им настояло быть в бальном зале
менее чем через час, и его долгом, как верного подданного и друга
его высочества, было прежде всего сделать все, чтобы тот успел
успокоиться и выглядеть на приеме достойно. Во всяком случае
настолько, насколько это вообще возможно в этом «шутовском»
наряде.
— Куда уехала? — переспросил принц совсем едва слышно. Сжал
кулаки и угрожающе шагнул к другу, прожигая взглядом. — Это отец?
Что ты выяснил? Говори!
Рэймер пожал плечами. Ему не слишком-то хотелось признаваться в
том, что он ничего толком не узнал: пробежался по коридорам, поймал
несколько спешащих по своим делам служанок. Одна и вовсе что-то
испуганно пискнула и умчалась прочь. Другая попробовала строить ему
глазки (совсем осмелели в этом своем королевском дворце, пользуясь
добротой Конрада), и только третья выдала что-то более-менее
вразумительное.
— Не знаю. Собрала вещи, освободила комнату и покинула дворец,
когда начало смеркаться.
— Черт! — Конрад в сердцах впечатал кулак в стену, заставив
Рэймера поморщиться от неприятного хруста.
— Ты руку себе повредил, — заметил он спокойно.
Болезненная привязанность друга к служанке была ему непонятна.
То есть он, разумеется, понимал, что Конрад хорошо проводил время с
Алиссией, которая была едва ли не единственной из всех, кто ценил
принца за ум, не обращая внимания на изъяны тела. С другой стороны,
это друг так говорил и в это свято верил. Сам Монтегрейн не был
столь уверен в бескорыстности девушки и не видел в ней ничего
особенного.