— Амелия Грерогер, — мрачно подтвердил Рэймер.
— Не ожидал. Думал, твой отец выберет кого-то из Цинна.
— Цитирую: пастбища Грерогеров стоят как три столицы вместе с
королевским дворцом.
Из-за ширмы последовал очередной смешок.
— Узнаю лорда Монтегрейна. Но да, согласен. Грерогера не зря
называют Овечьим королем… — Пауза, тихий стон и проклятия сквозь
зубы. Движения тени за ширмой стали резче и хаотичнее.
Рэймер не сдержался:
— Помочь?
— Нет. Следи лучше за своими курами! — уже без смеха, с
обидой.
Монтегрейн сложил руки на груди и отвернулся.
— Так что Амелия? — перевел тему. — Про нее не слышал?
— Я думал, она маленькая еще совсем.
Голос раздался ближе, чем он рассчитывал, и Рэймер обернулся:
друг вышел из-за ширмы, как всегда, тяжело хромая.
Если вышеупомянутой Амелии Грерогер не посчастливилось с тем,
что из наследия великого рода ей досталась искорка дара, то
наследнику престола, принцу Конраду, не повезло сильнее: семейной
магической силы он был лишен вовсе, зато при рождении получил
искривленный позвоночник и горб, из-за которого вся его сутулая
фигура перекашивалась на сторону, что еще больше усугублялось при
ходьбе — одна нога принца была существенно короче другой. Парадный
мундир, такой же синий, нарядный и удушающий своим
воротником-стойкой, смотрелся на наследнике насмешкой над его
увечьем.
Рэймер Монтегрейн, лучший друг его высочества Конрада с раннего
детства, тактично промолчал. Только шагнул ближе и, не задавая
вопросов и не дав времени на возражения, поправил перевязь для
кинжала на плече и спине принца. Для полного издевательства над
особенностями телосложения Конрада, наследник престола по традиции
был должен появиться на празднике при оружии.
— Ей уже шестнадцать, — продолжил Рэймер, как ни в чем не
бывало, отходя и любуясь результатом своей работы — по крайне мере
теперь все было ровно.
Конрад только отмахнулся, на сей раз не став отстаивать свое
право на самостоятельность и отказываться от помощи.
— Так это уже точно?
Монтегрейн скорчил гримасу.
— Неисповедимы пути родителей. Что-то договариваются. Но если
мой отец хочет эти пастбища…
— То он их получит, — согласился принц и проковылял к
зеркалу.
Рэймер отвел взгляд. Он давно привык не обращать внимание на
физические изъяны друга, но подобную форму одежды искренне считал
издевательством, граничащим с насмешкой. Однако ему также было
хорошо известно о жесткости и специфическом чувстве юмора его
величества. Увечья старшего сына король воспринимал как личное
оскорбление и отчего-то отыгрывался за него на собственном
ребенке.