-
Это несправедливо! – с растущей безысходностью возражаю я.
-
Жизнь не всегда справедлива, – его серые глаза прожигают меня насквозь. – Но
всему есть своя цена.
-
Я не продаюсь, – бросаю в сердцах.
-
Тогда нам больше не о чем говорить, и ты можешь встать и уйти, – он равнодушно
пожимает плечами, словно его это вообще не заботит. - Но давай сразу обозначим:
если ты это сделаешь, то о моей помощи Панину можешь забыть.
В
растрёпанных чувствах я отвожу глаза от Кирилла и смотрю в окно. Там, за
стеклом, ключом бьет жизнь: люди спешат по своим делам, разговаривают, смеются,
а мир вокруг меня будто замер, остановился в ожидании решения, от которого
зависит моя дальнейшая жизнь. Смогу ли я встать и уйти, зная, что из-за моего
выбора пострадает дядя, который всегда оберегал и поддерживал меня? Но,
господи, если я приму это дикое предложение, выживу ли я сама?
Кирилл
выразительно смотрит на часы и небрежным наклоном головы подзывает официанта,
чтобы закрыть счет. И пусть на словах он меня не торопит, каким-то шестым
чувством я ощущаю его внутреннее нетерпение. Все-таки, когда-то мы были очень
близки, и даже прошедшие годы не смогли полностью перечеркнуть этого.
Важно
ли ему, чтобы я согласилась? Может быть, он просто проверяет меня, и если я
сейчас скажу, что готова выполнить его условие и на три недели превратиться в
его подстилку, просто рассмеется мне в лицо и тем самым будет отмщен?
Месть.
Я произношу это слово про себя несколько раз, чтобы не упустить из виду главный
мотив происходящего. Конечно, он хочет мстить. И нет, я это чувствую, он не
шутит. «Три недели, которые ты мне обещала», - четкий посыл, четкий срок,
никаких сантиментов. По истечении отмеренного времени, он просто уйдет, а я
останусь собирать те осколки, которые останутся от меня после его эксперимента.
-
Итак, - одно короткое слово, которым Гордеев как бы говорит мне, что время на
размышления вышло, оголенными проводами бьет по напряженным нервам.
Больше
всего на свете мне хочется выйти из-за стола и из этого ресторана, не сказав
ему ни слова, показав тем самым, с каким презрением я отношусь к его
ультиматуму. Вопрос лишь в том, хватит ли мне на это смелости. Или глупости.
Чтобы
дать себе еще одну маленькую передышку, я беру в руки чашечку кофе. Подношу к
губам, медленно пью, осознавая, что никогда еще прежде каждый глоток не давался
мне с таким трудом.