-
Этого мы никогда не узнаем, правда? Ты согласилась, и ты здесь, – говорит он
подчеркнуто равнодушно, а потом, словно эта тема закрыта, усаживается на стул и
добавляет: – Вкусно пахнет. Если ты что-то приготовила, рискну попробовать.
Столь
стремительный переход от важного к банальному обескураживает, но я не жалуюсь –
это лучше, чем продолжать опасную тему, для которой у меня не хватает ни
моральных сил, ни смелости.
-
А что, твои многочисленные ассистенты и администраторы тебя не кормят? –
язвительно бросаю я.
-
Зачем, если у меня есть личная рабыня на три недели? – парирует он.
Поджав
губы, потому что мое красноречие исчерпало себя, я молча раскладываю пасту по
тарелкам.
-
Если бы я знала, что удостоюсь аудиенции, приготовила бы что-то особенное, –
замечаю едко.
-
Да, с щепоткой яда, подозреваю, – не остается в долгу Гордеев.
-
Я не настолько банальна, – оставляю последнее слово за собой и беру в руки
кусок пармезана и терку.
Пока
я сосредоточенно натираю сыр, Кирилл достает из холодильника бутылку вина. Надо
признать, за последние годы он приобрел довольно дорогие привычки.
-
Тебе здесь комфортно?
Поднимаю
взгляд от тарелки, вопросительно приподняв брови.
-
Прости?
-
Я спрашиваю, комфортно ли тебе в этой квартире, – повторяет он.
-
Все хорошо, – я пожимаю плечами, делая глоток вина из бокала. – Вряд ли в моем
положении уместно что-то требовать.
-
А тебе нужно что-то, что ты хотела бы потребовать? – его темнеющие глаза и
интонации голоса словно бросают мне молчаливый вызов.
-
Здесь все есть, – отвечаю коротко, не желая вступать в перепалку. Как я уже
выяснила, шансы выйти победителем хотя бы из одной у меня ничтожно малы, а мне
сейчас надо беречь силы.
Тарелки
пустеют. Бокалы тоже. А во мне начинает подниматься волна паники. Сейчас вечер.
В квартире мы одни. Я обещала ему «все, что угодно», а он сказал… Он сказал то,
что сказал. Что если время расплаты настанет прямо сейчас?
Пока
я судорожно пытаюсь предсказать развитие событий, Кирилл доливает мне в бокал
вина. Я поднимаю на него глаза и внезапно цепенею. Если зрение меня не
обманывает, серые глаза Гордеева сейчас прикованы к моему рту. От этого взгляда
мне становится жарко, и я машинально облизываю губы.
О,
господи.
-
Я… – резко встаю с места, подхватывая дрожащими руками грязные тарелки. – Надо
убрать. Будешь кофе?