— Он наш? — подозрительно спросил
лысый у остальных.
— Не припомню, — ответил другой, тоже
приближаясь. — Но лучше проверить.
Мне хватило секунды, чтобы всё понять.
Что-то тут у мужиков нечисто, но есть ли у меня выбор? Главное, что
улизнул от людей в пальто. Я уже сделал рывок вперёд, намереваясь
проскользнуть мимо них в помещение. И почему-то даже не удивился,
когда бугай заехал кулаком мне в лицо.
Опять тьма… Да сколько
можно!
— Он живой вообще? Заканало ждать,
когда выспится.
— Живой, живой. Евгенича
позвали?
— Едет с Васьки. Шестёрок ореховских
просвечивал. Скоро будет, короче.
Я чувствовал, что недавно кто-то облил
меня ледяной водой, с волос до сих пор текло. Но самого момента
обливания не помню, очнулся уже после. Приглушённо слышал
разговоры. Сперва они казались частью сна, теперь же я начинал
что-то понимать.
Сетчатый металлический стул. Одинокая
лампочка, свисающая с потолка. Голые стены. Старый обшарпанный
деревянный стол. И трое мужиков — двоих из них я встретил при
входе, третий на вид более смышлёный. Свитер с надписью
«Boys» даже мог бы придать ему вид интеллигента, но нет:
взгляд хмурый и цепкий, чуть ниже уха — длинный шрам.
Меня даже не стали связывать. Не
приковали к стулу, хотя тот сам по себе был жёстко вмонтирован в
пол. Одного вида бугаёв было достаточно, чтобы понять очевидное:
против них я не выстою даже с ножом, если вдруг решусь. Двое
стояли, а тот, что со шрамом, сидел за столом.
— Зашевелился, — констатировал лысый,
усердно жуя жвачку.
На столе стояла камера, направленная
на меня. Большая, вытянутая, с длинным «глазком», подобным
телескопу. Камеру включили: спереди горел красный огонек. По всем
параметрам происходящее походило на допрос, но только ни разу не
полицейский.
Голова раскалывалась, и уже было
решительно непонятно, от чего конкретно — от того, что меня
вырубили куда-то в висок, или от общего переутомления всех
последних часов.
— Имя, фамилия, отчество.
Мужчина со шрамом произнёс это тоном,
полным пренебрежения и нетерпения. Будучи руфером, я имел большой
опыт общения с охранниками, чоповцами и полицейскими. И едва ли мог
вспомнить кого-то из них, кто говорил бы так жёстко и властно. Этот
же не испытывал ко мне ни доли сочувствия, что было видно
сразу.
— Думский Артём Николаевич, — честно
ответил я.