— Отчего же не выпить? С хорошим человеком и выпить не грех, кажется, так у вас говорят?
— Так, — поддакнул Федор, наливая иностранцу небольшую чарку вина, и заискивающе спросил: — Как вам у нас?
— Весело, — кратко вымолвил Кристиан и лишь пригубил крепкий напиток, наблюдая за тем, как Артемьев проворно вылил в себя все содержимое чарки. Федор вновь поднял глаза на фон Ремберга и ощутил, что от фиолетового взора пруссака ему не по себе. Как будто ледяной жутковатый озноб проникал в его существо. Артемьев невольно опустил глаза на свою чарку, вновь наполняя ее вином. Спустя полчаса Федор вновь сильно захмелел. Кристиан фон Ремберг так и сидел с первой чаркой вина, ни разу более не пригубив ее, и вдруг глухо произнес: — Я знаю, что мучает вас, Федор Тихонович.
— Неужели? — съехидничал Федор, даже не сомневаясь, что пруссак ничегошеньки не знает про него.
Артемьев вновь наполнил свою чарку вином и выпил его залпом. Фон Ремберг холодным цепким взором прошелся по пьяному лицу хозяйского сына, который сидел напротив него с безразличным мутным взглядом, оперев голову на руку.
— Вы любите светло-русую девицу, приемную дочь вашего отца. Но Тихон Михайлович запрещает вам жениться на ней.
Услышав эту фразу, Федор оторопел и пораженно уставился на фон Ремберга. Молодому Артемьеву показалось, что он даже немого протрезвел. В тот же миг все страстные чувства волной нахлынули на Федора, и он вспомнил тот момент, когда впервые увидел Славу. Тогда ей было всего четырнадцать, а Федор вернулся со службы из-за границы. Отец его пять лет назад вновь женился, и Федор лишь из писем знал, что нынче у него есть мачеха и приемная сестра. Однако, едва увидев прелестную малышку Светославу, Федор сразу же почувствовал дикий зов плоти и сам поразился, как он, знавший множество женщин, может плениться этим ребенком. Да, безусловно, красивым, но все же ребенком.
Испугавшись своих странных противоречивых желаний, Федор попытался выкинуть преступную страсть из своего сердца, понимая, что это просто кощунственно, желать юную девицу. Почти год ему удавалось совладать со своими порывами, но едва Славе исполнилось пятнадцать, а ее красота налилась новыми прелестями, он понял, что сопротивляться бесполезно. Он искал утешения в домогательствах к другим женщинам, но приемная сестра постоянно маячила перед его взором.