— А ты не боишься что вместо того что бы стать частью твоей
армии, эти тлинкиты получат в руки современное оружие и обратят его
против тебя?
— Нет, не боюсь. Я возьму заложников.
— Да, я не подумал об этом. Заложники хорошая идея. Только не
крести пока тлинкитов. Если ты привезёшь сюда их говорящих с
предками, то они точно не взбунтуются.
На следующий день с сотней семинолов и сотней олони под
командованием Билли, Шиай отправился на Аляску. Он должен будет
привести сюда вождей и шаманов тлинкитов. Часть из них останутся в
Сан-Франциско, а часть вернутся домой. Если всё пройдет гладко, то
через месяц другой на Аляске мы начнём строить военные городки для
наших новых рекрутов.
На первый взгляд, то, что я собираюсь сделать с тлинкитами очень
подло. Это аборигены Калифорнии добровольно и с радостью признали
мою власть. Я дал им сытую спокойную жизнь и защитил от страшных
болезней, корь и оспа больше не страшна.
С коренными жителями Аляски ситуация другая. Я буду ломать их
образ жизни через колено. Выдерну из их племени самых пассионарных
членов и превращу их в своих солдат. А потом я против их воли
превращу и всех остальных в то, что мне нужно.
Но это только на первый взгляд подлость. Если посмотреть чуть
дальше, то мои действия наоборот будут выглядеть как спасение их
народа. Никто не будет запрещать тлинкитам верить в то, во что они
хотят и сохранять свою идентичность. Став настоящей частью моей
страны они сохранят свою культуру, а не растворятся в небытии
***
Двадцать четвертое февраля тысяча восемьсот десятого года.
Тюильри, Париж, Французская Империя.
Император всех французов был плох. К тошноте, дезориентации в
пространстве и постоянным головным болям добавились еще и обмороки,
и частичный паралич, левой руки и пальцев ног. Пока Бонапарт
находился в постели, всё было относительно нормально, но стоило ему
попытаться встать, начинались приступы. Придворные медики,
оставшись без Корвизара, превратились в испуганных студентов,
которые просто не знали чем помочь императору.
Еще и Мария Валевская, любовница Бонапарта, подливала масла в
огонь. Её любовь к современному Александру Македонскому оказалась
очень корыстной, этой горячей полячке было нужно только одно:
свобода её любимой Польши. Она буквально требовала от Наполеона что
бы тот встал и превратился в того потрясателя вселенной которым был
до злополучного Ваграма.