- Так в Токио тоже первое сентября. - Хитро глянул на Валентина
Семёновича директор. - И как раз тоже послезавтра.
- Понял, - сразу вникнул в суть дела полковник, - завтра же
организуем линейку всех участников.
- А предлог? - Усомнился Войцеховский.
- Они люди военные. - Отрезал ФСБэшник. - Так что объяснять
никому ничего не придётся. - Сейчас же прикажу начать обзвон всех
курсантов. Так что, надеюсь, завтра с утра всё будет тип-топ.
- А ты подумал, на кой ляд лично нам и стране вообще это нужно?
- Задался вопросом Войцеховский. - Всё равно ведь всех выявленных
одарённых заберут в Токио?
- Сами ж знаете, Анатолий Михайлович. - Откликнулся Гавриленко.
- Если не можешь предотвратить - возглавь. А Токио... Как уедут,
так и приедут. Людьми-то они всё равно останутся нашими. Да и
присягу России пока никто не отменял.
На этом два старых интригана расстались. Анатолий Михайлович
принялся на всякий случай надиктовывать доклад министру. А
Гавриленко поспешил в спешно оборудованную лабораторию, где
проходил медосмотр Принца, Марины Алексеевны и её дочки. Под
которую пришлось отвести одну из самых больших аудиторий. Так как
места для всей привезённой аппаратуры в медкабинете просто не
нашлось.
Процедура медицинского освидетельствования была такой...
процедурной. Не знаю, что делали с Леской и Мариной, так как
происходящее с ними было скрыто за ширмой. Но меня крутили, вертели
и дёргали, словно болванчика. Светили в оба глаза, с помощью
холодных никелированных инструментов заглядывали в горло и,
извините, в жопу. Отчего мгновенно вспомнился бородатый
анекдот.
Приезжает, значит, полковник медицинской службы с инспекцией в
военный госпиталь.
- Рядовой Иванов!
- Я!
- Чем болен?
- Геморрой!
- Как лечат?
- Зелёнкой мажут!
- Жалобы есть?
- Никак нет, тащь полковник!
- Рядовой Петров!
- Я!
- Чем болен?
- Геморрой!
- Как лечат?
- Зелёнкой мажут!
- Жалобы есть?
- Никак нет, тащь полковник!
- Рядовой Сидоров!
- Я!
- Чем болен?
- Ангина!
- Как лечат?
- Зелёнкой мажут!
- Жалобы есть?
- Пусть мне первому мажут.
У меня проверили остроту зрения, заставляя читать с каждой
строчкой уменьшающийся шрифт. Затем пожилая тётенька в белом халате
шептала из другого конца класса, пытаясь удостовериться, не глухой
ли я.
Я сдал анализы. Крови, мочи и, опять прошу прощения, кала. Далее
последовала электро кардиограмма. Это когда по всему туловищу
размещают присоски датчиков, а из негромко гудящего аппарата
вылезает перфорированная лента, на которой самописец оставляет
какие-то странные, непонятные и не поддающиеся расшифровке
загогулины.